расходами Елисаветинского благотворительного общества большей частью в руках Лизы. Потому что выделение нам той самой динамо-машины — явно трата, не предусмотренная уставом. Хотя сирот мы тоже лечим.

— Рад видеть вас. Очень хорошо выглядите, — с легкостью соврал я.

— Правда?

Покажите мне женщину, которой сказали, что она хорошо выглядит, а она не поверила. Наверняка Бестужева по три часа перед зеркалом сидит, прикидывает, какой ракурс лучше. Я подкрепил хорошее впечатление от нашей встречи чаем с баранками.

Взамен мне пришлось выслушать историю про поездку в Киев и подробнейшее описание лечения. Как хорошо, что я сегодня выспался. Потому что тут мало было с умным выражением лица кивать, глубокомысленно произнося время от времени «угу» и «да, конечно». Бестужевой требовались комментарии на каждый шаг. Вот сделали это, как вы думаете, не надо ли было по-другому? А вот то?

На такой фигне меня не поймать. История про советского доктора, который поехал в Штаты, начал там работать, а потом порушил карьеру, да еще и выплатил по суду серьезный иск, одной фразой «Кто же вас раньше так лечил?», я помнил. Она была выжжена каленым железом у меня прямо на коре головного мозга. Работать надо хорошо, а не повышать авторитет обливанием дерьмом коллег. Даже если они накосячили. Цеховая солидарность, однако.

— А вы знаете, Антонина Григорьевна, что скоро будет принято решение об открытии больницы для лечения вашего заболевания? Идея одобрена… — тут я посмотрел на потолок, где в этот миг должно было появиться изображение Великого князя.

— Да вы что? — изумленно всплеснула руками вдова, тоже почему-то посмотрев вверх. К сожалению, со спецэффектами не заладилось, и увидела она люстру. — Я обязательно пожертвую на это благое начинание! Какой же вы молодец!

От объятий меня спас только стол. И вообще, это бы выглядело непрофессионально.

Но на этой волне мне удалось уговорить Бестужеву принять участие в показательных акциях при открытии больницы. На условиях полной анонимности, конечно же. И только один раз. Для врачей.

Дабы пресечь новые витки торговли, намекнул, что пора бы и за ширму. Беседовать хорошо, а работать надо.

Я мужественно мял живот Бестужевой, постоянно спрашивая, не болит ли где. Вдруг дверь распахнулась, и влетела главная по всем вопросам.

— Евгений Александрович! Там скорая больного привезла! Вас просят!

— Я сейчас занят. Закончу и подойду. Там что, некому посмотреть?

— Есть.

— Значит, пусть ждут. Кстати, Виктория Августовна, вы же помните нашу пациентку? Вы еще фотографировали ее до операции?

— Ой, да вас не узнать, — защебетала Вика. — Надо же, незаметно совсем! Мы сейчас сделаем снимок, чтобы сравнить…

* * *

Ну вот, пусть теперь Вика послушает технологию изготовления носов. А я — в приемное. Что там такое, что вот прямо срочно-бегом вызывают.

Пациент лежал на кушетке. Вернее, пытался не упасть с нее. Если твой вес сильно превышает десять пудов, то стандартная мебель вам не очень подойдет. Купчина, такой типичный мироед. Волосы на прямой пробор, шелковая рубаха, сапоги бутылками. Цвет лица, правда, подкачал слегка, слишком сместился в зеленую часть спектра. Оставалось только посочувствовать тем, кому выпало счастье его носить.

В ногах стояли сопровождающие организм лица. Тоже из торгового сословия. Слегка выпивши. Судя по состоянию одежды, праздник начался не сегодня.

— Ну-с, что тут у вас? — спросил я, натягивая перчатки.

— Живо-о-о-от, — простонал больной.

Пожалуй, именно вот это конкретное анатомическое образование я бы животом не назвал. Уверенно миновав стадию живота и пуза, клиент остановился на верхней границе брюха. Вздуто, конечно, порядком.

— Давно болит?

— Со вчерашнего дня, — вступила группа поддержки. — Мы сделку отмечали, Степан Кондратьевич удачный подряд получил. Поспорили, кто больше пельменей съесть сможет.

— Победитель? — кивнул я на кушетку.

— Четыреста тринадцать штук, — с гордостью ответил комментатор. — Остальные и по две сотни не одолели.

— А-а-а-а-а!!! — закричал лежащий на кушетке.

Ну да, кишечник пытается протолкнуть содержимое, но уже не справляется. Пора учреждать премию Дарвина, у нас на нее огромное количество претендентов. Пельмени сейчас лепят размером раза в два меньше привычных мне, но даже так…

— А что нам скажет господин Лебедев? Никита Егорович, не прячьтесь! Вы же привезли нам любопытный случай?

— Да, Евгений Александрович! Думаю, острый панкреатит.

— Ну давайте посмотрим.

Короче, после всяких малоаппетитных исследований и короткой дискуссии остановились на механической кишечной непроходимости. Скорее всего, высокая. Отправили Степана Кондратьевича на сифонную клизму и капельницу — надо же попытаться решить дело консервативным путем. Хотя вряд ли поможет. Интересно, а вся добыча в таз влезет?

* * *

На меня обрушились дни рождения. Ну как обрушились? Эту лавину я, можно сказать, сам вызвал. Нанял Софью Петровну Вяземцеву — бывшую учительницу гимназии шестидесяти трех лет. «Русский медик» все больше разрастался, нам потребовался отдел кадров. Я долго игнорировал эту проблему, но после того, как от нагрузки взвыл Должиков — пришлось озаботиться. И первым делом Софья Петровна принесла мне список дней Ангела сотрудников. Дни рождения в обществе праздновать не принято. Страна крестьянская, многодетная. Не все матери и отцы помнят, когда родился тот или иной отрок. В страду отошла в поле, родила и пошла дальше жать и вязать снопа. Вот и весь день рождения. Иное дело день Ангела! Крещение — настоящий праздник, когда у каждого православного появляется свой ангел-хранитель. Если что забыл — всегда можно поинтересоваться у местного попа, который разъяснит и напомнит. А иногда и наставит на путь истинный.

Но я-то прибыл из будущего и решил навести «будущие» порядки. Попросил Софью Петровну собрать даты рождений врачей и медперсонала. Та же в свою очередь решила пустить меня нумером раз. Я покопался в документах, осторожно порасспрашивал Кузьму. И выяснилось, что мой день рождения уже вот, на носу — второго августа. А за мной паровозом сразу идут: Виктория — третьего, а еще Винокуров-старший. Тот родился пятого. Собственно, на пятое и я назначил празднование