Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще один местный сюжет мог вдохновить императрицу — хорошо известный древнегреческий миф «Суд Париса». Рассказ менялся на протяжении веков как в греческой, так и в римской версиях, но ко II веку н. э. стал знакомой всем сказкой о конкурсе красоты, который проводил Зевс на свадьбе Пелея и Фетиды. Все боги Олимпа были приглашены на свадьбу, кроме Эриды. Разгневанная таким неуважением, она решила нарушить торжество и подкинула в толпу приглашенных золотое яблоко с надписью «прекраснейшей» (καλλίστη), правильно рассчитав, что среди богинь возникнет спор за это звание. Три богини — Афродита, Афина и Гера — попались на крючок и немедленно начали ссориться из‐за яблока. Зевс воспользовался возможностью потешить собственное озорство и, избрав Париса (иногда его называют Александром), сына троянского царя Приама, решать спор богинь, попросил его указать красивейшую. Каждая из богинь пыталась купить голос Париса, но только Афродита знала, чтó может стать лучшей взяткой — рука прекрасной Елены, той, которую Парис на самом деле считал прекраснейшей. Он наградил яблоком Афродиту, и история продолжилась знаменитым циклом о Троянской войне[58].
Таким образом, византийские смотры невест, как предполагает Херрин, могут быть «византийской адаптацией „Суда Париса“»[59]. Мотив золотого яблока появляется в хронике Симеона Логофета при описании третьего (согласно Тредголду) византийского смотра невест, предпринятого в 830 году императором Феофилом[60]. На смотре невест Феофил отдал предпочтение прекрасной и умной Кассии, но отверг ее, когда на меланхоличное размышление Феофила «Через женщину зло пришло в мир» она дерзко ответила: «Но через женщину и благое начинается». Император отдернул руку с яблоком, которое было символом его выбора, и передал его другой претендентке, Феодоре. Ассоциативная связь между золотым яблоком и судом Париса может быть косвенным образом найдена и в описаниях русских смотров невест. Рассказывая о выборе царем Алексеем Михайловичем второй жены на смотре невест 1671 года, польский дипломат Яков Рейтенфельс пишет о нем как о «справедливом Парисе»[61].
Независимо от своего происхождения — миф о суде Париса, Книга Есфирь или фантазия императрицы Ирины Афинской, — византийские смотры невест, по всей вероятности, не были просто «литературным вымыслом» или «сюжетными линиями». Как считает выдающийся византолог Жильбер Дагрон, «в период VIII и IX веков выбор жены порфирородного, или, в более общем смысле, юного наследного принца, был поводом устроить любопытный „конкурс красоты“, который описан в независимых источниках, числом составляющих дюжину или около того. Эти отчеты, хотя они и превратились с легкостью в притчи и вобрали многообразную символику мирового фольклора, с большой вероятностью можно считать правдивыми. При сравнении источников невозможно игнорировать их как чистый вымысел, а описываемые эпизоды составляют последовательную серию с 788 по 882 год»[62]. Как в большинстве хороших сказок, зерно исторической правды есть и в представленных мифах[63].
Вероятно, не только в Московии переняли византийскую идею смотра невест. Есть все основания полагать, что император Людовик I Благочестивый из династии Каролингов подражал византийской практике, когда в 819 году выбрал Юдифь, дочь графа Вельфа I, согласно Анналам королевства франков, «после тщательного обследования многих благородных дочерей»[64]. Биография «Vita Hludowici imperatoris» («Жизнь императора Людовика»), созданная вскоре после его смерти в 840 году, описывает смотр невест даже более четко, сообщая, что «после обследования благородных дочерей, прибывших отовсюду, он женился на Юдифи, дочери наиболее благородного графа Вельфа»[65]. Хотя некоторые игнорируют это свидетельство, в современной работе о византийском влиянии на двор Каролингов высказано предположение не только о том, что эти тексты описывают смотр невест в Аахене, но и о том, что его организаторов вдохновила византийская практика их времени[66].
Смотры невест существовали и за пределами сферы влияния Византии. Китайские императоры проводили смотры начиная, возможно, еще с монгольской династии Юань (1271–1368) и совершенно точно при династии Мин (1368–1644) и Цин (1644–1911). Императоры династии Юань предпочитали жениться на представительницах монгольской элиты, но при этом использовали процедуру, напоминающую смотры наложниц для пополнения императорского гарема[67]. Марко Поло (1254–1324) описывает смотры невест (или будущих наложниц), устроенные для сыновей Кублай-хана (Хубилая, династия Юань): «Каждые два года, а иногда и чаще, в зависимости от его желания, Великий Хан посылает своих чиновников, которые собирают для него сто или больше самых красивых молодых девушек»[68]. Традиции поменялись при династии Мин. Согласно Эллен Сульер, «в стремлении радикально уйти от своих предшественников династия Мин сознательно и последовательно утвердила политику выбора брачных партнеров для членов императорской фамилии среди семей, не имеющих общественного влияния»[69]. И методом, который они использовали для выбора невесты из среднего класса, был смотр невест. Хуан Гонсалес де Мендоса (1540–1617) описал один из таких смотров для сыновей императора династии Мин. По словам Мендосы, император организовал пир, «на который он пригласил всех высших чиновников и благородных мужей двора, приказав им прибыть со своими сыновьями и дочерями», и те «все исполнили, стремясь одеть своих детей наиболее богато и галантно. Пир подошел к концу, молодые принцы устремились к молодым девушкам, которые были расставлены по возрасту, и каждый выбрал себе жену по своей воле и желанию и какая ему больше полюбилась»[70].
Собственные китайские источники подтверждают наблюдения путешественника. И хотя со временем процедура менялась, обычно издавался указ, призывающий тех, кто имеет подходящих дочерей, явиться с ними в столицу для проверки. Например, по императорскому (династия Мин) указу в 1381 году должны были явиться кандидатки из «хороших семей», но не из высших слоев придворного или провинциального чиновничества. Последующие призывы могли быть адресованы более широкому кругу (включая «больших и малых