Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Герберштейн лично в Москве во время описываемых событий не присутствовал (он собрал информацию в ходе своих дипломатических миссий в Московию в 1517 и 1526 годах), а будучи иностранцем, еще и воспринимал вещи с точки зрения стороннего наблюдателя. Поэтому некоторые детали он трактовал неверно: имя невесты было Соломония, а не Саломея; имя ее отца — Юрий Константинович Сабуров, а не Иоанн Сапур; боярский чин он получил уже после (несомненно, по причине замужества дочери), а не раньше[42]. Но, невзирая на эти ошибки, отчет Герберштейна вполне правдоподобен[43]. Как будет показано в данной главе, предложение Траханиотова было правильной идеей, возникшей в правильное время. Именно в начале XVI века великокняжеская династия столкнулась с досадной матримониальной проблемой. Те источники, где правящая династия подыскивала супругов, или полностью исчезли, или внезапно стали нежелательны. Эти сложности позволили тому, что эгоистично предлагалось Траханиотовым, превратиться в обычай, который почти два столетия обеспечивал царские браки, формировал политику при дворе и создавал проекцию тщательно продуманного образа монархической власти в России[44].
Русские и византийские смотры невест
Если, как говорит Герберштейн, Юрий Траханиотов был тем, кто предложил смотры невест будущему Василию III, откуда он взял эту идею? Скорее всего, Траханиотов был еще очень юн, когда сопровождал своего отца, Дмитрия Траханиота, и дядю, Юрия по прозвищу Старый, в Московию в 1472 году в свите Софьи Палеолог[45]. Был ли он знаком с историей Византии и сходными литературными сюжетами, которые могли вдохновить его? Были ли иные модели смотра невест, помимо византийских, для него примером? Имелись ли в Московии вдохновившие его источники? Или Траханиотов придумал эту идею с нуля?
В настоящее время существуют серьезные споры между учеными по поводу смотров невест в Византии. Споры начались сравнительно недавно — с публикации Уоррена Тредголда в 1979 году, в которой обосновывалась историчность пяти смотров невест в Византии между 788 и 882 годами[46]. Шведский филолог Леннарт Рюден ответил своим исследованием смотров невест, доказывая, что все пять случаев, описанные Тредголдом, не имели места в действительности, а являются всего лишь византийским литературным сюжетом[47]. Вскоре выдающиеся византологи заняли противоположные позиции: одни встали на защиту Тредголда[48], другие согласились с Рюденом, часто ссылаясь на скудность источниковой базы (три жития святых, три записи в хронике и речь на погребение)[49]. Тредголд недавно снова вступил в бой, предложив убедительные и новые аргументы в пользу историчности смотра невест в Византии[50], но споры не утихают — ни одна из сторон не готова уступать.
Даже среди тех, кто считает смотры невест в Византии историческим фактом, все же нет согласия в вопросе их генезиса. Стивен Рансимен и Ромилли Дженкинс полагают, что эта традиция пришла в Византию от хазар, чья империя с VII до X века простиралась на территории Половецкой степи и Северного Кавказа и чьи правители, каганы, заключали брачные союзы с членами византийских, а возможно, и ранних русских «династий»[51]. Первый византийский смотр невест был организован императрицей Ириной Афинской (годы жизни: 752–803) для своего сына Константина VI (годы правления: 780–797). Согласно Рансимену и Дженкинсу, императрица Ирина была вдохновлена своей свекровью, Чичак, дочерью кагана Вирхора, в крещении нареченной Ириной перед свадьбой с будущим Константином V (годы правления: 741–775) и имевшей прозвище Хазарянка, аналогично чему и ее сын Лев IV (годы правления: 775–780) имел прозвище Хазар (см. схему 1). Но, как указывает Тредголд, «эта гипотеза не слишком надежна». Чичак/Ирина Хазарянка (умерла в 750‐м) была уже мертва, когда ее внук выбирал себе в жены Марию Амнийскую на смотре невест в 788 году[52]. Чтобы произошла такая передача традиции от Хазарии к Византии, предполагаемая Рансименом и Дженкинсом, должно было идеально совпасть множество случайных обстоятельств. Как скептически выразился Тредголд, «Ирина Хазарянка могла рассказать своему сыну Льву [IV], который мог рассказать своей жене Ирине [Афинской] о смотрах невест, которые могли происходить в Хазарии»[53]. Скептицизм Тредголда оправдан, особенно учитывая отсутствие какой-либо уверенности, что такой обычай был принят у самих хазар.
Тредголд предполагает, что существовало два возможных альтернативных источника для появления византийского смотра невест, оба из Византии же. Во-первых, он оспаривает тот факт, что византийская императрица Ирина Афинская утвердила обычай в 788 году в ответ на решение Карла Великого порвать помолвку между своей дочерью Ротрудой и сыном Ирины Константином VI. По мнению Тредголда, смотры невест функционировали как «утверждение императорского достоинства и самодостаточности с целью показать, что сын [Ирины] может благополучно жениться без помощи недостойных доверия и диких [barbaric] франков»[54]. Во-вторых, Тредголд, между прочим, предполагает, что Ирина могла быть также (или вместо того) вдохновлена библейской Книгой Есфирь, во второй главе которой описан смотр невест. В любом случае ответственной за появление в Византийской империи смотра невест Тредголд считает Ирину Афинскую, а не Ирину Хазарянку, тем самым представляя этот ритуал не заимствованием, а местным изобретением. Как заключает ученый, «идея выбора для императора самой лучшей и самой красивой невесты путем соревнования не столь хитроумна, чтобы Ирина с советниками не могли придумать ее сами»[55].
Добавим к предположениям Тредголда еще несколько возможных источников вдохновения для этой идеи. Один из них — отчеты о женитьбе императора Феодосия II на Афинаиде/Евдокии в 421 году. В отчете, сохранившемся в хронике («Хронографии») Иоанна Малалы, написанной через 150 лет после той свадьбы, сестра Феодосия II Пульхерия организует поиск невесты для императора среди дочерей аристократов