простой человек, как и все остальные люди. – Чингисхан посмотрел на ночное светило и добавил: – У всех есть своя обратная сторона луны. Наверное, и у тебя тоже.

– И у меня тоже. У всех она есть. Таковы мы, таков и мир, о котором ты говоришь. Посмотри, Чингисхан, здесь, на берегу священного озера, звёзды так близки, кажется, их можно достать руками. У каждой земли свой небосвод, своя звезда, как и у каждого человека – своя судьба. Твою судьбу или мою заново никто не проживёт и не перепишет. Ты родился со сгустком крови в руках. И твоё предназначение было определено свыше. Тебе предначертано завоевать мир мечом. Но в тот век, когда люди увидят обратную сторону луны, родится ещё один Чингиз. Он завоюет мир мудрым словом, книгами. Его нога, как и твоя, тоже ступит на берег этого священного озера.

После этих слов старик замолчал. Молчал и Чингисхан. Чёрная собака подняла голову и взглянула на них обоих, как будто стараясь понять, о чем думают умолкнувшие собеседники, потом снова улеглась у ног старика и задремала. А двое стояли, погруженные в свои думы. Когда на озере появилась лунная дорожка, Чингисхан вдруг отчётливо осознал, что судьба и есть обратная сторона человека, которая всегда вместе с ним, и никуда от нее не уйдешь. Ведь никому ещё не удавалось убежать от собственной тени. Глядя на лунные блики, Чингисхан первым прервал молчание.

– Везде дороги. Без дорог нет человека. А куда ведет эта лунная дорога? Не в мир ли иной? Почему мы не можем быть вечными, старик? Ответь мне.

– Увы, быть вечным никому не суждено. Человек приходит в этот мир лишь для того, чтобы испытать свою душу. И она может быть испытана чем угодно – властью и богатством, бедностью и голодом. И не всякая душа способна выдержать испытание.

– Старик, я немало испытал в этой жизни. Скажу тебе одно, душа может многое выдержать.

– Да, она многое может выдержать. И я хочу спросить тебя, что стало для тебя, Чингисхана, самым страшным испытанием в жизни?

– Не знаю. Наверное, сама жизнь и есть то самое тяжелое испытание. Остаться без отца и по чьей-то прихоти стать изгоем – это можно считать страшным испытанием. А может быть, самым страшным было, когда у меня отняли свободу и посадили в колодки.

– Я согласен с тобой Темуджин, отнять у человека свободу – всё равно, что отнять у него жизнь. Но ты согласишься со мной, что все эти испытания ты выдержал, потому что рядом с тобой и твоей семьёй в трудные минуты оказывались добрые люди.

– Да, я согласен с тобой, старик. И когда меня прятали в овечьей шерсти бесстрашная Хидаян со своим отцом, и когда нас не бросили…

– Тогда кому, как не тебе, знать то, что мир держится не только на власти и богатстве, но и на добре. И справедливый правитель должен уметь не только владеть мечом, но и завоевывать сердца людей праведными делами и великодушием, а может быть, и любовью. Если ты сумеешь это сделать, тогда тебя будут восхвалять веками, как кыргызы восхваляют Манаса Великодушного. И ты станешь бессмертным в сердцах людей.

– Хм… Великодушный, – подумал Чингисхан. – А может быть, действительно, старик прав, и люди слагают песни на века лишь о тех, кто завоевал их сердца, и в этом великом народном почитании и заключается истинное бессмертие? Почему такая простая вещь не приходила мне в голову раньше? Ведь я, покоритель мира, подчинил себе сотни и сотни тысяч людей и могу распоряжаться жизнью каждого из них по своему желанию. Жизнью, но не сердцами. Все оказалось так просто! Сердца людей – вот истинная, не сравнимая ни с чем победа, вот что надо завоёвывать, к чему надо стремиться…

Это простое открытие взволновало Темуджина. Он открыл глаза, чтобы поделиться с собеседником, но только теперь заметил, что и старик и собака исчезли. Перед ним, склонив голову, стоял его верный Джебе, а сам он находился у себя в шатре.

– Это был всего лишь сон, – заключил Чингисхан, но с удивлением отметил, что лёгкий аромат мяты, сопровождавший старика, все еще витал в воздухе. Так пахли белые цветы – эдельвейсы, которые Темуджин повстречал на перевале Бедель. Местные люди называли их «мамыры» и верили в то, что они приносят удачу. Это было хорошим знаком для всемогущего.

– Знаешь, Джебе, нельзя, оказывается, завоевать весь мир лишь одним мечом, – задумчиво обратился Чингисхан к своему главному воину, и в тот же миг снаружи раздались раскаты грома гром. Первые капли покрыли рябью поверхность озера. Чингисхан вышел из шатра и подставил лицо струям дождя. «Дождь – это к обновлению», – подумал он про себя.

Через час от монгольского отряда на мысе остались только погасшие костры. Чингисхан возвращался домой, с твёрдым убеждением в том, что никому и никогда не будет даровано бессмертие, и что всю оставшуюся жизнь надо спешить завоевывать сердца людские.

***

Герои существуют лишь у людей, и у каждого времени они свои – и те, которых помнят, и те, которых не могут забыть. К каким из них относился Чингисхан, трудно сказать. Вероятно, к тем и к другим… Одно было ясно – подобного героя степей, возможно, мир не увидит ещё многие тысячелетия. Родившись в жестокий век, он, словно огненный метеор, пронесся во вселенной, заставляя кого-то содрогаться лишь от одного имени своего, других – восхищаться его величием. Для кого-то он был злым гением, для кого-то – человеком, принесшим мир, покой и благоденствие, как для великих степей, где прекратились междоусобные войны между свободными племенами. А для кого-то он был просто человеком – мужем, отцом и любящим сыном. Но кем бы ни был этот великий монгол, его жизненный путь, как и у простых смертных, тоже подходила к концу. Остались позади те времена, когда только от одной мысли о предстоящих битвах и сражениях кровь закипала у него в жилах. И как бы ни пытался он уйти от старости, она настигла его, словно сокол, сбивший дичь. Она сбила его, и теперь он, постаревший и ослабевший от недуга вследствие падения с лошади во время охоты, неподвижно лежал на высоком ложе в своей ханской юрте и думал о превратностях судьбы. Наверное, впервые за все эти годы он понял, почему так и не привык к жизни в жилищах из камня и дерева. Он пробовал жить в простых домах и в роскошных дворцах, отвоеванных им у врагов. Но всегда