месте.

— Я ему уже сто раз предлагал! — гаркает Генри. — Раз девки у Жана нет, со своей бородавкой он не расстанется.

Теперь вместе смеются Генри и па. Жан мнет коричневый нарост, будто это животное, которое надо успокоить.

— Брайан, если хочешь чего-нибудь выпить…

Он машет в сторону холодильника. В отделе для овощей у них всегда припасен для меня энергетик.

Довольный собой, па потягивается. После удачной шутки он всегда как будто занимает больше места. Генри еще немного посмеивается.

— Кстати, у нас новый съемщик?

— Да, — отвечает па, — вчера заехал.

— Я еще с ним не пересекался, — говорит Жан. — Что за фрукт?

— Ничего особенного. Его, видимо, неожиданно выгнали из дома. — Верхними зубами па почесывает щетину под нижней губой. — Думаю, разводится.

Жан приподнялся на стуле повыше, чтобы увидеть трейлер.

Рико крутится у стола, на котором стоит клетка с хорьками.

— Морис, убери оттуда собаку, — говорит Генри.

— Р-р-рядом! — подзывает па Рико и пронзительно свистит. Пальцем он показывает себе под стул и прижимает пса головой к бетонному полу, пока тот не начинает скулить. Рита поднимает голову, но потом снова растягивается в полоске солнечного света.

— Можно я хорьков покормлю?

— Там есть еще немного… сухой курицы.

Оба хорька встают на задние лапки. Они трясутся, водят мордами из стороны в сторону, толкают друг друга, как будто под их марлевым потолком есть только одно место, куда они могут засунуть свой розовый носик.

Грязным ножом я отрезаю маленькие кусочки мяса и бросаю их в клетку. В этот момент они из вытянутых тревожных колбасок в один миг превращаются в меховые клубочки.

— Аккуратнее с тем ножом, — кричит Черный Генри, забираясь обратно под «мерседес». — С девятью пальцами сложно досчитать до десяти.

Он показывает мне руки: на правой не хватает мизинца. Если я засматриваюсь на это место, Генри всегда превращается в зануду:

— Никогда не хватайся за болгарку с другого конца, парень… Никогда не задерживай оплату… Никогда не думай о бабах, когда тебе надо что-нибудь распилить.

Каждый раз он придумывает новое поучение. Это вполне могло бы сойти за заповеди нашей тмутаракани. А заповедь па тоже начиналась бы с «никогда», а заканчивалась бы «твоя мать». Но у него все пальцы пока что на месте.

— Скажи, Морис… — едко начал Жан, — ты когда аренду собираешься отдавать?

— А, да, — отвечает па и бросает пару банкнот из денег Эмиля на стол. — Вот.

— Ты посмотри-ка.

Жан пересчитал купюры.

— Сколько там? — спрашивает Черный Генри, продолжая копаться в автомобиле.

— Сто десять! — кричит Жан в ответ.

— И это все? — спрашивает Генри.

— Если мои деньги вас не устраивают, я их обратно заберу.

— С тебя тогда еще четыреста двадцать долга.

— А съемщик? — спрашивает Жан.

— А что он?

— Он что, бесплатно тут живет?

— Да будет всё, будет.

— И когда же?

Па быстро облизывает губы.

— В конце недели.

— В конце недели, — повторяет за ним Жан.

— С тех пор как ты этим занимаешься, жильцы платят все позже и позже, — замечает Черный Генри.

— У него сейчас сложный период. Мы же тоже не волки какие-нибудь.

Па отворачивается к стеллажам, стоящим вдоль стены. На одной из полок лежат начищенные до блеска выхлопные трубы. Он качает головой, будто что-то в этом смыслит и считает, что все, что он видит, — просто хлам.

— Отстаньте от этого новенького.

— Чего это?

— Ему нужно всего-то немного личного пространства. Имеет право.

— Я не хочу, чтобы от него были проблемы, — говорит Генри. — Может, его разыскивают за что-нибудь. Не хватало, чтобы сюда понаехали машины с мигалками.

— Такой мужик, а живет один. — Жан многозначительно поднимает брови. — Занавески у него всегда закрыты. Я имею в виду…

— У тебя свечи зажигания еще есть? — спрашиваю я, чтобы увести разговор от Эмиля.

— Свечи зажигания?

— Мне для мопеда.

— Длинный стержень или короткий?

— Короткий, — отвечает за меня па.

— Я могу попозже… там посмотреть.

— Сто десять, — качает головой Генри. — А остальное когда?

— Я же сказал, скоро будет.

— Да?

— Да.

— Ты это уже два месяца говоришь.

По тому, как затряслась у него щека, я понимаю, что па пытается не дать выхода своим эмоциям.

— Или, может, снова электричество отключить? Тебе это обычно помогает.

— Люсьен, может, скоро приедет домой, — снова меняю я тему.

Теперь все смотрят на меня.

— Кто такой Люсьен?

— Да так, никто… — незаметно качая головой, па пытается замять дело.

— Мой брат.

— И он приедет сюда?

— Может быть. Ненадолго.

— На сколько?

— Максимум на неделю. Это временно, — отрезал отец, не дав мне ответить.

— Брай тоже приезжал не навсегда, — говорит Генри, вылезая из-под «мерседеса».

— В каком смысле — я приезжал не навсегда?

— Не вмешивайся! — рычит на меня па.

Рико и Рита вскочили, выгнули спины, навострили уши.

— Ты хороший парень, Брайан… Но это не место для тебя. А теперь твой отец… еще одного сюда притащит.

— Никого ты сюда не притащишь, Морис! — пригрозил Генри.

— Да отвалите вы все!

Па подбирает с бетонного пола пакет с инструментами и выходит. Собаки, виляя хвостами, бегут за ним. На столе остаются лежать смятые банкноты.

Жан поднимается со своего садового стульчика. Тележку с кислородным аппаратом он осторожно помещает между башен из картонных коробок. Мне он жестом показывает, чтобы я шел за ним в заднюю часть ангара.

— Короткий стержень… — После пары шагов Жану стало еще сложнее дышать. — Так ты сказал?

Он открывает один из ящиков.

— Почему Генри так сказал?

— Ты о чем?

— Что я не навсегда.

— А…

Аппарат вдувает издевательски мало воздуха в его легкие.

— Подержи.

Он дает мне две картонные коробки.

— Одной достаточно.

— Одна запасная.

— Спасибо.

Жан поднимает вверх большой палец.

— Па правда так сказал?

— Забудь…

— Я же навсегда!

— Конечно.

— Почему он тогда так сказал?

— Это… — Он ненадолго замолкает, чтобы выровнять дыхание. — Касается только нас и твоего па.

Он неловко проводит рукой по моему предплечью. Его ладони, слабые и скрюченные, обычно безвольно висят на запястьях, как непонятные обрубки. Я и не догадывался, что они способны на такую нежность.

— Сколько с меня?

Он махнул рукой, не требуя оплаты.

— Скажи, сколько они стоят.

— Так отдам.

— Этого достаточно? — отдаю я грязную десятку.

— Слишком много.

— Я еще за фару должен.

Жан ухмыльнулся.

— Ты уверен, что Морис… тебе и правда отец?

Затем он берет десятку, складывает ее пополам и сует обратно мне в руку.

— Подкопи-ка для… девчонки.

— Почему это я не навсегда?

— Ты о чем?

Но па точно знает, о чем я. Он сидит в своем кожаном кресле перед экраном выключенного телевизора, наклонившись вперед и упершись локтями в колени.

— Я же был с тобой