– Если вы хотите спросить, всегда ли я ставила свой комфорт выше удобства моего самозваного хозяина, то мой ответ – да, – огрызнулась я.

Еще один раздраженный выдох, непродолжительное затишье, и он снова потянул покрывало на себя. Задумавшись, важнее ли гордость возможности поспать, я остановилась на твердом и решительном «нет», подвинулась на несколько сантиметров, и мы без труда поместились под одним одеялом.

Хотя Эвандер отчасти добился своего, моя близость его напрягала, так что я почувствовала себя победительницей в этой схватке. Пусть мне и предстояла длинная и беспокойная ночь. Пусть я скучала по Тео и его теплым крепким объятиям сильнее, чем когда-либо прежде.

* * *

С мыслями о Тео я уснула и увидела его во сне. Было так спокойно представлять его рядом, так тепло в его руках. Я прижалась к нему, наслаждаясь покоем его близости и запахом, похожим на свежесть воздуха перед грозой.

Я уткнулась носом ему в грудь, а он обвил меня руками.

– Тео, – прошептала я его имя, и он замер.

Я открыла глаза одновременно с Эвандером. Он вцепился в меня обеими руками и буквально отбросил на самый край кровати, которая вдруг показалась очень, очень узкой.

– Не против, леммикки? – Он отдернул руки и сунул мне одеяло. – Забирайте. Здесь уже жарко.

Меня накрыло волной стыда. Наверняка, если бы огонь горел ярче, было бы видно, как я с ног до головы залилась ярко-красным румянцем. Взяв одеяло, я перекатилась так, чтобы больше не видеть Эвандера.

Дзярмо! Снова!

Глава 13

Всю оставшуюся ночь я так переживала, чтобы случайно не перекатиться к нему, что наутро слишком устала и забыла про смущение. На мое счастье, Эвандер уже встал и вышел из комнаты, когда служанка пришла разбудить меня перед отъездом.

Однако неловкость, которой нам удалось избежать утром, с лихвой компенсировалась в пути. Все было пропитано зловещим предчувствием, и тяготило не только ночное происшествие.

Когда мы, наконец, добрались до чертога, стало только хуже.

На склоне внушительного горного хребта расположился громадный замок с такими же увенчанными куполами башнями, какие мы видели повсюду в Сокэре, только они были не разноцветными, а черно-белыми.

Стук сердца отдавался у меня в ушах, дыхание вырывалось короткими белыми облачками пара. Где-то в этом замке жил герцог, человек, без всякой причины погубивший не только свой народ, но и мой.

Как он поступит теперь, когда я здесь?

При мысли, что в другой жизни тетя Исла была бы его женой, женой главы клана в этом чертоге, возникало ощущение абсурда. Строго говоря, она даже не стала бы моей тетей, если бы не вышла за дядю Финна, а осталась бы просто кузиной отца. Еще более невероятным казалось, что она была бы мачехой Эвандера. Может, тогда он стал бы приятнее, впитал бы часть присущей ей добродетели. Однако у нее все-таки был крутой нрав, не хуже, чем у моего отца, так что Эвандер остался бы таким же сукиным сыном.

Очень скоро опасения о том, что меня ждет, вытеснили вереницу этих домыслов. Когда мы добрались до конного двора, Эвандер спешился и что-то прошептал одному из конюших, который тут же помчался к замку.

– Теперь моя очередь просить не распускать руки, – сказал он, крепко ухватив меня за талию и спуская на землю.

Я смущенно посмотрела на него, и уголок его губ пополз вверх.

– Просто мне известна ваша слабость к конюшатам, – пояснил он. – А наш Павел чересчур молод для вас.

Я взглянула на долговязого парнишку лет на пять младше меня.

– Постараюсь держать себя в узде, – сухо ответила я.

К нам подошел молодой человек в таком же черном одеянии, как и остальные солдаты. Он пожал руку Эвандеру, Кириллу и Тарасу, а потом его большие серые глаза остановились на мне.

В нем смешались черты Эвандера и Тараса, но выглядел он даже моложе меня.

– Леди Мэйри… с нетерпением ждет вашего прибытия, – серьезно проговорил он.

– Спасибо, Юрий. – Все следы веселья пропали с лица Эвандера, сменившись настороженным смирением. – Пойдемте, леммикки.

Я зашагала в замок, глядя на стоически выпрямленную спину Эвандера и напоминая себе, что каким бы зловещим все ни казалось, это временно. Отец или Тео – кто-то из них за мной придет.

Наши шаги по выложенному мрамором полу отдавались эхом до самого потолка, сводчатого и высокого. Мимо нас по коридорам пробегали слуги, глядя на меня растерянно или испуганно. Ах, хоть что-то привычное!

Наконец мы вошли в зал в конце парадного коридора. Большую часть дальней стены занимало огромное окно, другие стены были заставлены книжными шкафами, а в камине потрескивал огонь.

– Дорогая мачеха! – приветствовал Эвандер маленькую женщину, стоявшую у окна.

Ее узкие плечи напряглись при звуке его голоса, и она медленно обернулась.

– Что произошло на Высшем Совете? Твой отец переживал.

Не знаю, чего я ожидала, но точно не этого. Она говорила на всеобщем языке так же свободно, как наша знать. Даже звук ее голоса был таким знакомым, что отозвался острой болью в груди, и я поняла, как на самом деле соскучилась по дому.

Когда она наконец перевела взгляд с Эвандера на меня, я изумилась яркости ее зеленых глаз. На мгновение показалось, что на меня смотрит сестра. Эта женщина так всколыхнула мои воспоминания о доме, о семье, о моем народе, что сердце пропустило удар.

– Я собирался отвести свою зверушку наверх, а потом отправиться с докладом к отцу, – спокойно ответил Эвандер. – Уверен, он вам все перескажет.

Женщина прищурилась и пробежала рукой по выбившимся прядям, как будто хотела пригладить воображаемый изъян. Меня поразило, что ее волосы тоже слегка отливали розовым, как если бы они когда-то были красными, как мои. Испытала ли она на себе тяжесть тех же предрассудков, что и я, когда оказалась в Сокэре?

– И как же тебе удалось раздобыть зверушку из Локланна? – Ее тон сочился осуждением. В отношении меня или того факта, что меня взяли в плен?

Эвандер колебался лишь один миг.

– Я забрал ее в счет кровного долга локланнской правящей семьи.

Леди Мэйри еще пронзительнее посмотрела на меня своими ястребиными глазами, а потом повернулась к Эвандеру.

– Хочешь сказать, кровного долга перед твоим отцом? – В ее тоне слышалось едва уловимое предостережение.

Если бы внешность не выдавала в ней представительницу моего народа, это сделала бы ее неспособность придерживаться сокэрских стандартов женской скромности. Но чего она добивается?

Может, Мэйри предупреждала пасынка об отцовском гневе?

Если бы я