Зная Сен-Флорантена, нынешнего герцога де Ла Врийера, с первых шагов своей работы в полиции, Николя часто задавался вопросом, в чем секрет его потрясающей карьеры, начавшейся пятьдесят лет назад в королевских советах и выстроенной исключительно на безоговорочной личной преданности Людовику XV. Ни в городе, ни при дворе министра не любили. Завидуя его влиянию, злословили о его слабодушии и застенчивости. Его имя олицетворяли с произволом и «письмами с печатью». Мадам Виктуар считала его глупцом, другие, напротив, подчеркивали его покладистый характер и умение находить компромиссы, не умаляющие авторитет трона. Он неоднократно изъявлял Николя свое благоволение, однако последнее дело, куда оказался замешанным кузен Ла Врийера, герцог д'Эгийон, похоже, настроило его против комиссара.

Николя перевел взор на дом, чьи размеры и благородные формы соответствовали, скорее, небольшому дворцу, позволяя судить о высоком положении его владельца. Он вспомнил слухи относительно сомнительного морального облика министра. Живя в Париже, герцог вел распутный образ жизни, окружал себя продажными женщинами и забросил собственную жену ради любовницы, Мари-Мадлен де Кюзак, маркизы де Ланжак, благоговейно именуемой им «прекрасной Аглаей». Придворные сплетники утверждали, что эта женщина спекулировала влиянием своего любовника и торговала «письмами с печатью». И, похоже, они не ошибались. Герцог пристроил всех детей «прекрасной Аглаи», происхождение которых было более чем сомнительно. После смерти Людовика XV новый монарх стал вводить моду на пристойные нравы, и герцогу пришлось отказаться от встреч с красоткой. Однако она продолжала появляться в обществе, стала причиной дуэли и даже нанесла оскорбление суду. В конце концов ей приказали не приближаться ко двору ближе чем на пятьдесят лье, и она удалилась к себе в поместье близ Кана. Вынужденная разлука сильно подорвала здоровье ее любовника.

Николя направил свои стопы в особняк. Внушительного вида швейцар, весь в серебре, встретил его весьма надменно, однако, услышав его имя и звание магистрата, заметно потеплел. Его провели через парадный двор, затем, преодолев несколько ступенек крыльца, он прошел в вестибюль, где его ожидал следующий лакей. У нескольких попавшихся по дороге ему на глаза слуг вид был крайне сосредоточенный: никто из них даже не посмотрел в его сторону. Поднимаясь по парадной лестнице, он любовался живописными аллегориями благоразумия и силы. На втором этаже его провели через анфиладу прихожих и вывели непосредственно к рабочему кабинету министра. Лакей тихонько постучал в дверь; в ответ раздался знакомый голос. Открыв дверь, лакей пропустил вперед гостя и моментально исчез. В сером фраке и без парика, герцог де Ла Врийер полулежал в кресле возле большого мраморного камина. Со времени их последней встречи он очень изменился: похудел, сгорбился, щеки запали. От маленького круглого человечка, которого некогда знал Николя, не осталось ничего.

— О-о, вот и наш дорогой Ранрей, — брюзжащим тоном произнес Ла Врийер, глядя куда-то в сторону. — Однако, сегодня холодно.

Он вздохнул, словно прозвище Николя вызвало из небытия призрак покойного короля, единственного человека, которого он по-настоящему любил. Разумеется, помимо «прекрасной Аглаи». Николя подумал, что начало разговора складывается лучше, чем он ожидал.

— Сударь, — произнес министр, — я всегда ценил вас. Понимаю, вы имели основание полагать, что вас… что вы… что вы перестали пользоваться моим доверием. Но это совершеннейшее заблуждение с вашей стороны.

— Я не только полагаю, сударь, — ответил Николя, — я убежден, хотя и не могу объяснить, почему. Впрочем, это сделали за меня, о чем мне и сообщили.

— Погодите, погодите… Ленуар? Наверняка это он, больше некому. Одно мое слово рассеет его заблуждения. Мы не можем долго обходиться без ваших услуг. За многие годы Сартин убедил меня в этом. Сегодня вы снова мне нужны.

Николя не ошибся: его ожидало очередное расследование.

— Сударь, я к вашим услугам.

Подняв руку в серой шелковой перчатке, министр с сухим треском ударил по ручке кресла, встал, и через минуту перед Николя вновь стоял тот самый министр, которого он когда-то знал, министр покладистый и властный.

— К делу, к делу. Вчера я был в Версале. Рано утром я вернулся и обнаружил, что в доме все стоит вверх дном. Одним словом, сударь, убили моего дворецкого.

Он раздраженно тряхнул головой.

— Нет, я ошибся! Убили одну из горничных моей жены, а дворецкого нашли раненым, без сознания, и рядом валялся нож. Все говорит о том, что, убив девушку, он решил покарать себя и попытался совершить самоубийство.

— Какие меры были предприняты? — заинтересованным тоном спросил Николя.

В нем снова пробудился опытный сыщик, который не любил, когда за него делали заключения, тем более поспешные.

— Как это вы сказали?.. Вы сказали «меры»?.. Меры? Да, конечно, меры… Я запретил касаться тела служанки. Дворецкого, по-прежнему без сознания, перенесли к нему в комнату на антресолях. Сейчас у него врач. А в кухню, где, собственно, и случилась драма, я запретил ходить и, ожидая вас, на всякий случай приказал запереть дверь.

— Вы знаете жертву?

Герцог скривился, словно его сейчас стошнит.

— Какая-то горничная! Ее совсем недавно приняли на службу в мой дом. Откуда я могу ее знать? Я даже имени ее не знаю.

Николя давно заметил, что на слуг часто взирали как на мебель. Многие хозяева считали слуг некими инструментами, работу которых они оплачивают, а потому вправе не запоминать их имена.

— Сударь, — произнес Николя, — убийство произошло в вашем доме, что, как вы понимаете, усугубляет тяжесть преступления. Могу я требовать передачи этого дела под мой полный контроль? Никакого вмешательства, никаких посторонних, право допрашивать всех обитателей вашего дома, причем, подчеркиваю, — именно всех, а также право в любое время входить в любые помещения и проводить в них обыск.

— Ну, разумеется, разумеется, — обреченно согласился герцог. — Придется через это пройти. Сартин предупреждал меня, что иногда вы бываете совершенно несносны.

— Речь идет не о моих причудах, а о пользе дела. Но это еще не все, сударь. Я хочу, чтобы мне помогал Бурдо. Надеюсь, вы согласитесь с его кандидатурой.

— Я уже где-то слышал это имя. Это ведь один из наших приставов?

— Один из наших инспекторов, сударь.

— Вспомнил, — воскликнул Ла Врийер, хлопнув себя но лбу, — это ваш верный помощник. Мне нравятся верные люди. Само собой разумеется. Я согласен.

— А господин Ленуар?

— Это мое дело. Я помирю вас с ним. Ему сообщат, что я поручил вам особое расследование и теперь вы подчиняетесь только мне. Происшествие чрезвычайное, а потому необходимо соблюдать полнейшую секретность. Начальник полиции получит распоряжение удовлетворять все ваши запросы, особенно если вам понадобятся помощь и поддержка, а они, скорее всего, вам понадобятся. Уверен, в этом деле, как и во многих других, мы проявите рвение и добьетесь результата. На антресолях вам отвели рабочий кабинет, слугам приказано слушаться вас во всем. Вашим проводником по дому станет мой лакей Прованс. Ему можно доверять, он служит мне уже двадцать лет. Итак, приступайте к работе. Ваш слуга, сударь.