– Здравствуйте, – пискнула Маша.

– Здрасте, – откликнулся Волков.

Маша попыталась припомнить проникновенные слова, которые придумала накануне. Но паралич с ног перекинулся на язык. А с языка на мозг. Она-то собиралась говорить с обычным человеком и никак не рассчитывала наскочить на мировое светило! И понесла нечто совершенно невразумительное:

– Я хотела… Понимаете, я сейчас нигде как бы, только сама, в общем, я хотела спросить, можно ли, то есть хотела узнать, как принимают в…

– Вот здесь, на лавочке, пока что посиди, – не дослушал Волков. – У меня занятие еще пятнадцать минут.

Маша сидела за занавеской на низкой скамеечке. Предавала себя анафеме за мегакосноязычие, дырявую память, из которой напрочь выдуло отрепетированную речь, и куриные мозги, что она безуспешно напрягала, силясь придумать новую.

– Это ведь ты на детском первенстве Москвы той зимой каталась? – Волков возник внезапно и бесшумно, окинул ее зорким взглядом. – Что ж ты сидела впустую? Почему на лед выйти не готова? Костюм для тренировки с собой? Раздевалка там.

Маша сконфуженно юркнула в раздевалку. Кто же знал, что под «сиди на лавочке» подразумевалось «готовься к выходу на лед». Из-за спешки и волнения ладони стали мокрыми, пальцы непослушными, волосы лезли в глаза, молнии застревали, как заколдованные, а шнурки не попадали в дырочки.

Когда она вышла из раздевалки в чехлах, Волков стоял у бортика с какой-то женщиной. Статной, эффектной, как кинозвезда.

– Тебя как зовут? – обратился он к Маше. – Мария, кажется?

– Да, Мария… Маша.

– Меня Сергей Васильевич. Это Ирина Владимировна, наш хореограф. Разминайся пока.

Маша покатилась по периметру катка. Скользила то простой подсечкой, то по дугам. Переходила на перетяжки или змейку, потом снова на подсечку. Волков тем временем шарил по карманам, разговаривал по телефону, если и следил за ней, то вполглаза. А скорей всего просто перестал ее замечать. Маша была в растерянности: катается себе и катается, и сколько ей так разъезжать вхолостую? Может быть, он ждет, что она сама покажет парочку элементов?.. Но проявить инициативу не решалась и методично нарезала круг за кругом. Волков договорил по телефону и повернулся в ее сторону:

– Размялась? Вот что я тебе скажу: скольжение у тебя никуда не годится. У тебя манера переходить с одного ребра на два. – Он поманил ее пальцем.

Маша подкатила к проему в бортике, Сергей Васильевич выставил на лед круглую трехногую табуретку, жестом показал: садись. Маша опустилась на сиденье, а он поднял ее ногу за лезвие, словно коня за копыто, перед тем как подковать.

– Видишь, вот ребро – и вот ребро. Скользить нужно либо на этом, либо на этом.

– Я знаю, – робко сказала Маша.

– «Знаю», а сама на двух ребрах разъезжаешь. Коньки эти тоже никуда не годятся, нужны новые… Ладно, пока дальше поехали. «Саночки» помнишь?

Маша разогналась и покатилась в полном приседе, как будто сегодня был ее первый день на катке. Волков шел за ней по пятам – точнее, по линиям, которые оставляли ее коньки.

– Каким должен быть след? – спросил он, когда Маша остановилась. И сам же ответил: – Тонким. И почти без стружки. А это что? – Он отбросил ботинком снежную пыль со следов от Машиных коньков. – Это строганина. Скоблишь лед, как напильником. И скользить ты должна бесшумно. Я хочу услышать лишь легкий хруст льда, а не скрежет, как в металлообрабатывающей мастерской. Еще раз!

Маша делала «саночки» снова и снова, сперва по прямой, потом по дугам, и всякий раз звучал приговор:

– Слышу!

После «саночек» Волков вцепился в перетяжки. Снова-здорово ходил за Машей, как заправский следопыт, и уличал ее в «неправильном следе».

– Как ты ребро меняешь? Э-э-эвона какой длиннющий двуреберный отпечаток остается. А на перетяжке двуреберность должна равняться длине твоего конька! Теперь дуги покажи.

Маша проехала по дуге на правой ноге, сменила ее на левую.

– Это, по-твоему, дуги? Это палки. Крутизны не хватает. Все тот же корень зла: двуреберное скольжение. И за руками совсем не следишь. Руки должны быть расслаблены!

Но гонять по дугам не стал и велел показать тройной прыжок. Любой.

Маша сделала идеально, по ее понятиям, заученный, а главное, самый несложный из прыжков, сальхов. Уверенно выехала и ждала одобрения. Вместо этого услышала:

– Вот как ты разбегаешься?

– Ну, как… стараюсь гладко, ровно скользить, чтобы…

– Так улитка скользит, – перебил Сергей Васильевич, – когда никуда не торопится. Нужно увеличивать скорость разбега перед прыжком. Тогда прыжки получаются выше и стабильней. А скорости у тебя почему нет? Потому что переходишь на два ребра. Корень зла! Спирали все делаешь? «Кораблик» покажи.

«Спирали» – когда подолгу скользишь в неизменной позе с высоко поднятой свободной ногой – Маша освоила давным-давно. Но как раз «кораблик» – «спираль» на двух ногах – давался ей тяжелее остальных. Тамара Витальевна относилась к нему спустя рукава: дескать, элемент скорее мужской, не больно-то он тебе нужен. В «кораблике» ноги должны были стоять на одной линии пятками друг к другу – носками наружу; вывернуть их так, чтобы они составляли ровную линию, у Маши получалось с великим трудом. После «кораблика» пришлось демонстрировать моухок – элемент, в котором меняется направление движения, и в этот самый момент ноги опять-таки надо расположить пятками друг к другу, в одну линию. После моухока Волков задал ей бауэр – тот же «кораблик», только усложненный: ноги ставятся не в одну линию, а на воображаемых параллельных… Во время бауэра Маша потеряла равновесие и чуть не упала.

– Все слышны, особенно бауэр, – заключил Волков. – А бесшумность скольжения – критерий мастерства. Тебе выворотности сильно не хватает. Перерыв.

Маша разочарованно зашла за бортик. Покаталась каких-то жалких двадцать пять – тридцать минут. И почти половина времени ушла на разминку. Куда же ей деваться на перерыв? И сколько он будет длиться?

Однако оказалось, что перерыв – понятие условное.

К ней подошла хореограф:

– Ты голодная?

– Нет пока, я в школе обедала.

– Тогда идем. Носки для зала с собой?

– Нет, я не знала, что…

– Плохо. Пол холодный. Ладно, что-нибудь придумаем.

Они прошли в зал. Хореограф вынесла из подсобки небольшой ковер, свернутый в трубку, одним движением раскатила его на полу перед зеркалом. Первым делом взялась за деми-плие – плавный полуприсед.

– Ноги чуть шире плеч и бедер. Ступни сильно не выворачивай, это ни к чему. Пресс напряжен. Пятки на расстоянии плеч. Медленно опускаешься, спину удерживаешь идеально ровной. Ай-ай-ай, вперед клонишься. А сейчас зачем спину выгибаешь? Контролируй себя в зеркале!.. Вот, уже лучше. Теперь полный присед, гранд-плие. Ноги вперед не толкать! – Она положила на пол перед Машей длиннющую, не меньше метра, линейку. – Вот тебе пограничная линия. Следи, чтобы колени ее не пересекали и смотрели точно в стороны.