Наполненная уверенностью, вхожу в пустой зал в тренировочной форме для классического экзерсиса, держа в одной руке пуанты. Внутренне радуюсь, что никого еще нет, и я хотя бы начну разминку в тишине и спокойствии. Зал неимоверно огромный, со стенами белого цвета и наканифоленным серым полом.

Вокруг большие и высокие зеркала от пола до потолка, с прикрепленным посередине к нему станком, который охватывает периметр всего зала. С одной стороны класса зеркала, с другой – проступающий дневной свет сквозь огромные окна, отображающие вид на аналогичные классы второго корпуса учебного заведения. Другими словами, происходящее во время уроков в нашем здании и напротив – отчетливо просматривается, словно на ладони. Обычно по ту сторону проходят занятия более юных учениц, здесь же зал отдается в аренду нашему городскому театру балета, где ведет свои уроки мистер Эриксон.

Беспокойство и забота обо мне балетмейстера согревают душу. По его словам, я – лучшая балерина из его выпускниц, он никогда не хотел отпускать меня или предоставлять мне возможность заниматься у другого педагога. Поэтому, когда я убила его наповал новостью о том, что ухожу в иную для меня сущность, он очень переживал и уговаривал не предпринимать ничего, не обдумав заранее. Меня было не переубедить, и когда мистер Эриксон сдался, то ясно дал понять, что я могу спокойно вернуться на его занятия для поддержания своей формы. В театр бы мою персону не приняли обратно. Поэтому первым делом, после своего провального эксперимента, я позвонила ему.

Зачем мне все это?

Если бы я сама знала ответ… Пару дней назад я приходила сюда на занятия, было здорово и приятно работать, и взаимодействовать с другой группой профессиональных танцовщиц. Без танцев я не мыслю своей жизни. Это как наркотик: попробовал, еще… и еще, и втянулся. Меня не устраивает роль второго плана, а находиться не в первых рядах – вовсе не мое. И как вы поняли, я не собираюсь сидеть, сложа руки, и ждать падающих с неба звезд. Если не балет, значит другое направление в танце.

Осмотрев привычную для себя атмосферу вокруг, решаю начать самостоятельный разогрев, не надевая пуанты. Закинув одну ногу на станок, делаю приседание на другой – опорной ноге, постепенно растягивая внутренние мышцы своих бедер, а мыслями вновь переношусь к ожидающему меня вечером родительскому ужину. Все пройдет хорошо, я смогу не обращать внимания на привычные подколки отца и бездействие матери.

Моя проблема в том, что я слишком воспринимаю все всерьез. Хотела бы я поучиться выдержке Жаклин и ее ловкому, включенному вовремя, пофигизму, который сходит с рук, в отличие от меня. И все-таки, нужно постараться найти выход из сложившейся ситуации с отцом, потому что плакаться матери – бесполезное дело. Она полностью находится в его подчинении и незамедлительно выполняет любой его приказ.

Тяжело вздохнув, меняю позицию, стремясь правой рукой к подъему левой ноги. Следом идет разминка стоп и подготовка икр для классического тренажа.

Первая часть экзерсиса у станка предполагает основную нагрузку именно на эти мышцы ног. Следующая – на работу бедер и верхней части спины. Натянутое струной тело постоянно пребывает в напряжении и готовности, поэтому, чтобы не случилось травм, необходимо перед уроком подготавливать и разогревать свое тело самостоятельно.

– Боже мой, какие люди! – слышу знакомый и противный голос одной из состава театральных балерин.

Характерный стук пуантов по полу, и в зеркальном отражении моментально ловлю взглядом группу из нескольких моих бывших коллег, нарочно цепляясь глазами за отдельную особу, вид которой вызывает лишь тошноту.

Дыши глубоко, Джиа. Не обращай внимания на выскочек.

– Здравствуй, Саммерс, – подходит ко мне сучка.

Неужели меня нельзя проигнорировать? Сейчас начнет «сожалеть» о том, как несправедлив этот танцевальный мир и бла-бла-бла.

Сара Грей – та самая, которой сразу была отдана моя сольная партия из балетной постановки.

– Очень приятно видеть тебя здесь… И снова в форме, – делает вывод больше для себя, когда внимательно проходится по моей фигуре любопытствующим взглядом.

Представляю, что ее нет, и невозмутимо продолжаю свою растяжку. Сара явно слепая, раз не замечает, что мне глубоко плевать на ее внимание.

Она рада меня видеть? Увольте. Ей бы лишний раз поиздеваться и уколоть меня моим же провалом в самое чувствительное место. Идиотка становится ко мне вплотную, опираясь спиной на станок, тыча в меня своим тонким, длинным пальцем.

– Но в то же время я удивлена, – продолжает она, – разве ты не должна сейчас скользить на пилоне, раздвинув рогаткой ноги?

Слышу, как несколько ее дурочек прыскают со смеху.

– Бывшая балерина и шест для стриптиза – оригинальное сочетание, – язвит эта стерва.

Я как могла себя сдерживала, но она сама напросилась. Выпрямляюсь и, оборачиваясь к ней, выстреливаю:

– У тебя все? Или еще есть надежда, что в твоей голове осталась хоть какая-то капля здравого ума? Потому что твои крошечные, жидкие мозги, внезапно вытекли в неизвестном направлении, а губы в виде куриной задницы, – комично поджимаю свои, изображая ее рот, – едва поспевают промямлить очередное вылетающее из них дерьмо…

– Всем доброе утро!

Входит в класс мистер Эриксон, и, к сожалению, я не успеваю выплеснуть ей в лицо все то, накопилось за долгое время и со смаком вертится на моем языке. Жаль, эта кукла заслуживает большего унижения.

Что, не ожидала? Вижу, как в глазах Сары плещется ни то удивление, ни то испуг. До меня доносится лишь слово «сучка», а затем, резко развернувшись, она ковыляет через весь зал на своих пуантах к только что вошедшему балетмейстеру. Подлиза.

С облегчением понимаю, что скоро начнется занятие и я, наконец-то, абстрагируюсь от всего.

– Джиа, – внезапно громко произносит мистер Эриксон, когда завязываю пуанты, привлекая к себе внимание остальных. – Рад вновь видеть тебя здесь.

– И я рада, – широко улыбаюсь ему в ответ.

– Давайте начинать, – поглядывает на свои часы.

За фортепиано уже сидит наш аккомпаниатор мисс Борджи, готовая к воспроизведению вступительного поклона.

– Приступим к нашей разминке у станка, – объявляет после приветствия обыденным голосом мистер Эриксон, и каждая расходится по своим местам.

Я стараюсь держаться подальше от всех, с остальными девочками у меня приятельские отношения, но для моего внутреннего успокоения просто необходимо представить, что я одна в этом огромном балетном классе.

Мистер Эриксон проводит урок в своей обыденной форме педагога, произнося наполовину балетные термины и названия упражнений на французском языке. Одетый в повседневные черные брюки и легкую светлую рубашку, изображает вполноги движения в своей профессиональной