На мгновение Зигфрид смежил веки, пытаясь унять боль в голове. Когда он открыл глаза, ему с трудом удалось сфокусировать взгляд на лице противника. Наконец глаза, нос, рот и черные волосы Брюнгара сложились в одну картинку. В одно лицо. Это не было лицо северного воина. Это даже не было лицо мужчины. Над ним склонилась девушка! Зигфрид вдруг подумал, что его околдовали, что у него помутился рассудок.

Брюнгар попытался вырваться из хватки Зигфрида, но правая рука сжимала его, словно железная, да и ноги не желали отпускать противника.

— Так ты… — простонал Зигфрид от боли.

Бледное лицо Брюнгара с темными бровями и угольно-черными глазами было так близко от него, что Зигфрид почти касался губами его губ.

— Брюнгильда, — прошипел воин, оказавшийся девушкой.

И тут она укусила его за щеку. Боль была настолько сильной, что Зигфрид отпустил ее, и Брюнгильде удалось высвободиться из его хватки. Все произошло слишком быстро, поэтому Зигфрид не успел среагировать. Она вцепилась левой рукой в левую руку Зигфрида и легко подняла ее, а правой еще раз сжала его переломанное запястье.

Зигфрид закричал во второй раз. Так громко он еще никогда в жизни не кричал. К своему стыду, мальчик почувствовал, что его ноги ослабли и он ничего не может с собой поделать. Брюнгильда резко вскочила. Через пару секунд девушка перевела дыхание и, протянув руку, взяла копье. Зигфриду показалось, что она собралась уходить.

Ворон что-то прокаркал с ветви, и Брюнгильда, наклонив голову, прислушалась. Потом она повернулась к Зигфриду и подала ему руку. — Ему нужно встать.

Зигфриду совершенно не хотелось, чтобы ему помогала девчонка, но сейчас у него не было выбора. В голове стучало, левым запястьем невозможно было пошевелить, и каждый мускул в теле горел, как от огня. Он даже подумал о том, что лучше уж остаться лежать на земле или попытаться снова перекатиться в ручей.

Когда он взялся за протянутую ему руку, Брюнгильда с поразительной легкостью поставила его на ноги. Зигфрид смотрел в глаза воительнице, которая одержала над ним полную победу. И вновь их лица оказались близко друг от друга, но на этот раз никто из них не хотел прерывать эту близость.

В Зигфриде разгорелось новое, еще не изведанное им чувство. Поражение унизило мальчика, но это незнакомое чувство было сильнее. Ему хотелось вдохнуть в себя запах Брюнгильды, но он боялся, что она заметит это и начнет смеяться над ним. Вместо этого Зигфрид неотрывно смотрел на нее.

Уже стемнело, но Брюнгильда, казалось, светилась в сиянии луны. Белая, как слоновая кость, кожа девушки напоминала о том, что на ее родине не так уж много солнечных дней. Тем отчетливее выделялись на белом фоне черные глаза и черные волосы. У нее были высокие скулы и слегка раскосые глаза. Глаза кошки. Это было гордое лицо, лицо представительницы благородного рода. И эта печать благородства подействовала на Зигфрида сильнее, чем красота, которая проходит с годами.

Брюнгильда тоже смотрела на взъерошенного подростка, которого только что поставила на место.

— Ну что, хватит с него? — тихо спросила она.

Когда девушка подняла руку, Зигфрид резко дернулся. Но она лишь отерла кровь с его щеки.

Издалека послышался звук горна, и впервые на лице Брюнгильды появилось выражение, напоминающее страх.

— Это мои люди. Я должна идти.

Она хотела убрать ладонь с лица Зигфрида, но он удержал ее здоровой рукой.

— Не уходи!

Взглянув на него, она улыбнулась.

— Короля Хакана нельзя заставлять ждать.

Ее ответ так изумил Зигфрида, что он даже отпустил ее руку.

— Король Хакан? Ты из Исландии?

Брюнгильда громко свистнула, и откуда-то из темноты выскочил черный конь. Юная воительница разбежалась и запрыгнула на него без помощи рук.

— Он хочет увидеть меня вновь?

Сердце Зигфрида билось так сильно, что он едва сумел выдавить ответ:

— Если на то будет воля богов.

— Ему скорее помешают не боги, а мой отец, — рассмеялась Брюнгильда. — Когда он станет в меньшей степени дураком и в большей степени мужчиной, пускай приезжает в Исландию. Я буду его ждать.

Она сжала бока коня пятками, и тот с места бросился в галоп. Ворон, верный спутник девушки, тоже слетел с дерева, чтобы сопровождать ее.

— Но как же я найду тебя? — крикнул Зигфрид ей вслед.

Брюнгильда уже скрылась в темноте, но он услышал ее голос:

— Каждый знает, где находится Исландия. А в Исландии каждый знает, кто такая Брюнгильда.

Наконец она исчезла в зарослях леса, а Зигфрид, оставшись в одиночестве, еще долго стоял на том же месте. В его мыслях царила сумятица, а тело теперь было грязнее, чем после охоты на вепря. Левая рука повисла, как плеть, и невыносимо болела. Зигфрид решил, что ему следует пойти к ручью и еще раз выкупаться.

Он попытался не обращать внимания на боль и не думать о Брюнгильде, но ему не удалось ни то, ни другое. Зигфрид не привык проигрывать, и уж тем более проигрывать девушке. Однако это обстоятельство его почему-то не смущало. Брюнгильда была совершенно не похожа на глупых куриц из деревни. Ее сила воспринималась им как вызов, а приглашение — как обещание.

Он постарается… Нет, он должен увидеть ее снова!

Хрустнула ветка, и в лунном свете Зигфрид заметил одинокую фигуру. Он догадывался, что это не Брюнгильда, и все же надеялся еще раз встретиться с ней.

Регин, очевидно, был поражен, увидев своего приемного сына, который пару часов назад уходил в лес исполненный сил, а теперь лежал у ручья совершенно вымотанный и израненный.

— О боги! Что с тобой произошло? — обеспокоенно спросил кузнец, присаживаясь на корточки рядом с Зигфридом и осторожно ощупывая его сломанное запястье.

Зигфрид скривился — как от боли, так и от стыда.

— Это был… Это были исландцы.

Впрочем, он говорил почти правду.

Регин оглянулся:

— Здесь, в лесу?

— Они пришли от Рейна, — объяснил подросток. — Может, они искали дичь для дороги домой.

Взяв Зигфрида за здоровую руку, кузнец помог ему подняться.

— Ты не умеешь лгать. Этот талант не был дан тебе при рождении, да и я не видел никакого смысла учить тебя этому.

Зигфрид направился в сторону хижины, опираясь на низкорослого кузнеца.

— Мне очень жаль. Но я… я…

— Пффф! — фыркнул Регин. — Прибереги дыхание для дороги домой. Если события последних нескольких часов должны принадлежать только тебе, то оставь их при себе.

Они шли, не говоря ни слова. Молчали они и за ужином — впервые.

— Поднимайте трап, — мрачно проворчал Хакан Изенштайнский. — Раз она не пришла вовремя, ей придется скакать за нами по берегу.