Сергеич живёт на втором этаже с женой, а их доча — на застеклённом чердаке с просторным балконом, увитым плющом и диким виноградом, — в «пентхаусе». Дед души не чает в этой фифе, приезжающей каждое лето на каникулы, и ходит перед ней на цыпочках, приговаривая: «Моя доча в столице учится», имея в виду Симферополь. Как зовут дочку деда, девушки не знают, потому что она отмороженная и не здоровается с плебсом. Я внимательно слушал девчонок, лёжа на кровати, застеленной плотным выгоревшим покрывалом, не без удовольствия наблюдая в зеркале на стене, как они одеваются. Потом достал чистую одежду и отправился в душ.

Первый рабочий день прошёл гладко — отдыхающие активно покупали фотоплёнку Kodak Color, альбомчики с пальмами на обложке и дешёвые камеры Skina. Мой ларёк оказался состоящим из двух секций: во второй помещалась точка по торговле пивом, орешками и сигаретами, также принадлежащая Ахмету, там работали молодые супруги — Олег и Ира. Мы быстро подружились. Теперь было кому присмотреть за моим товаром, когда я ненадолго уходил. Правда, выходных не намечалось — работая с посторонним человеком, мне пришлось бы каждый раз перечитывать товар по накладной, отдавая и возвращая ему коробку. Да и кому резон работать день-два в неделю? Пробыть в Алуште больше двух месяцев мне не позволяла школа, поэтому к отсутствию свободных дней я отнёсся философски. Однако, на четвёртый день работы Ахмет сказал, что завтра на набережной собираются снимать кино, и у меня образовался неожиданный выходной.

Я проснулся в одиннадцать и пошёл в душ. Мои соседки спали в бесстыжих позах, отшвырнув покрывало в угол, к ковру с мишками на севере. Пообщаться с ними никак не удавалось — когда моя работа заканчивалась, они уже танцевали в ресторане; утром же, когда я уходил, спали как убитые. Душ вышел бодрящим — вода в баке ещё не успела прогреться солнечными лучами. Потом я сварил чашку крепкого кофе, распечатал плитку шоколада Свiточ, достал из кармана жёлтую пачку Camel и расположился под раскидистым абрикосом во дворе с плеером Casio и кассетой «Joshua Tree». Спелые палые абрикосы лежали на земле и пахли, листва шелестела под порывами ветра, врываясь в музыку, облака неслись над крышей дома. Я курил, откинувшись на спинку дешёвого кресла, следя за облаками. Потом отворилась дверь с котиками, и на пороге показалась Женя в белой растянутой футболке. Мы обнялись, я понял девушку без слов и пошёл к миниатюрной газовой плитке, стоявшей под навесом, чтобы сварить ещё кофе.

— Женя, пойдём на пляж? — я принёс ей дымящуюся чашку и протянул шоколад.

— У меня купальника нет, — хихикнула девушка.

— Мы можем на дикий пляж сходить. Там можно купаться в чём угодно, хоть в твоей футболке.

— Вадик, я ходила недавно на местный нудик, под горой Кастель. Там ужасно! Идти к пляжу долго, он узкий, и там одни противные мужики с огромными залысинами и внушительными животами, никого красивого. Эти дяди всё время пялились, когда я заходила в море по скользким камням. Чуть не упала, поскользнувшись, под их взглядами. Ты туда не ходи, прошу тебя.

— Если ты так за меня переживаешь, идём вместе.

— Не-не, я пойду дальше дрыхнуть. Жарко! Мы с Сашей, как из ресторана уходим, ночью купаемся. Такое солнце, что днём лучше валяться в тени.

— Ну тогда приятных снов.

— Спасибо за кофе, он вышел очень вкусным, я теперь буду тебя каждый раз просить его сварить мне, и ты не сможешь отказаться!

Женя чмокнула меня в щёку, обдав приятным ароматом духов, отдала пустую чашку и пошла в комнату, на полпути повернулась, задорно улыбаясь:

— Вот правду говорю, пойдёшь сейчас на море — получишь солнечный удар! Приходи лучше к нам с Сашей, валяться — не стесняйся!

На следующий день у меня появилось двое странных знакомых. Сначала я пообщался с Хищником — совершенно лысым мужчиной лет пятидесяти, крепким и мускулистым. Он пользовался уважением всех бизнесменов на набережной, хотя работал обычным грузчиком — с ним учтиво здоровались за руку. Оказалось, что Хищник в прошлой жизни служил бойцом элитного подразделения, но получил травму в автокатастрофе и немного тронулся умом. Хищник мог поднимать без устали огромный вес, мгновенно ставил на место всех забияк и приезжую гопоту. Когда грузчик заканчивал работу, ему приносили душистый татарский плов в тарелочке, тандырную самсу и дымящийся стаканчик с чаем. Мужчина приветливо наклонял голову и говорил громко: «Я — Хищник!», а потом принимался за еду.

Второй мужчина, Жора, купил пиво у Иры, а потом подошёл ко мне за фотоплёнкой, и мы разговорились. Двухметровый Жора носил джинсовые шорты, но майку не надевал, и отдыхающие с содроганием наблюдали его искусно выполненные татуировки, занимавшие всю грудь и спину. Там были изображены пауки, скорпионы и фантастические паукоподобные существа, пожиравшие обнажённых мужчин, женщин и детей, из изувеченных тел которых торчали разорванные внутренности. Но полненьких мамочек в розовых купальниках пугали не только рисунки — на всём теле Жоры были следы от крючьев. Разумеется, я понимал их происхождение, но мне нравилось думать, что греховод полчаса назад сбежал из ада, растолкав чертей с баграми, отобрал у бродяги джинсовые шорты и лениво вышел из подворотни на набережную Алушты выкурить трубку с вишнёвым табаком и поговорить о галогенидах серебра. Подобные ему ребята мне иногда встречались — они слушали Venom и Cradle of Filth, сжигая в своих головах северные церкви средневековой постройки. Пальцы Жоры украшали перстни, на железной пряжке кожаного ремня красовалась массивная эмблема War Pig. Жорик опирался на трость с набалдашником в виде головы пуделя — именно так я и представлял эту вещицу, когда читал свою любимую книгу. Довольный беседой, новый знакомый купил ещё две бутылки пива «Славутич», одну сразу протянул мне — возражения не принимались.

Как только на набережной зажгли огни, я погрузил коробки в кравчучку, попрощался с Ирой, которая заканчивала работу на три часа позже, и покатил тележку по улочке вверх. Шум веселящейся набережной скоро начал стихать, улочка пустела, и в густых сумерках я увидел перед собой освещённую луной гигантскую трапецию Чатыр-Дага. Ночь манила и завлекала, подстрекала сбросить тележку в канаву и уйти тропой по сосновым иголкам к водопаду Головкинского, на Узен-Баш, к Беседке ветров. Так, поднимая глаза к силуэту горы, я дошёл до ворот. Сергеич жарил во