народу:

— Вон смотрите, под осиной

Роет землю Балаган!

С тех пор этот экспромт известного полупоэта сделался поговоркой.

<Сентябрь 1934?>

Даниил Хармс

Скасска

Жил-был один человек, звали его Семёнов. Пошёл однажды Семёнов гулять и потерял носовой платок. Семёнов начал искать носовой платок и потерял шапку. Начал шапку искать и потерял куртку.

Начал куртку искать и потерял сапоги.

— Ну. — сказал Семёнов, — этак всё растеряешь.

Пойду лучше домой.

Пошёл Семёнов домой и заблудился.

— Нет. — сказал Семёнов, — лучше я сяду и посижу.

Сел Семёнов на камушек и заснул.

<1933>

* * *

Хотите, я расскажу вам рассказ про эту крюкицу? То есть не крюкицу, а кирюкицу. Или нет, не кирюкицу, а курякицу. Фу ты! Не курякицу, а кукрикицу. Да не кукрикицу, а кирикрюкицу. Нет, опять не так! Курикрятицу? Нет, не курикрятицу! Кирикурюкицу? Нет, опять не так!

Забыл я, как эта птица называется. А уж если б не забыл, то рассказал бы вам рассказ, про эту кирику-кукрекицу.

<1934–1935>

* * *

Не знаю, почему все думают, что я гений: а по моему, я не гений. Вчера я говорю им: Послушайте! Какой-же я гений? А они мне говорят: Такой! А я им говорю: Ну какой же такой? А они не говорят, какой, и только и говорят, что гений и гений. А по моему, я всё же не гений.

Куда не покажусь, сейчас же все начинают шептаться и на меня пальцами показывают. «Ну что это в самом деле!» — говорю я. А они мне и слова не дают сказать, того и гляди схватят и понесут на руках.

<1934–1936>

* * *

Я родился в камыше. Как мышь. Моя мать меня родила и положила в воду. И я поплыл. Какая то рыба с четырмя усами на носу кружилась около меня. Я заплакал. И рыба заплакала. Вдруг мы увидели, что плывёт по воде каша. Мы съели эту кашу и начали смеяться. Нам было очень весело, мы поплыли по течению и встретили рака. Это был древний, великий рак; он держал в своих клешнях топор. За раком плыла голая лягушка. «Почему ты всегда голая, — спросил её рак, — как тебе не стыдно?» «Здесь ничего нет стыдного — ответила лягушка. — Зачем нам стыдиться своего хорошего тела, данного нам природой, когда мы не стыдимся своих мерзких поступков, созданных нами самими?» «Ты говоришь правильно, — сказал рак. — И я не знаю, как тебе на это ответить. Я предлогаю спросить об этом человека, потому что человек умнее нас. Мы же умны только в баснях, которые пишет про нас человек, т.-ч. и тут выходить, что опять таки умён человек, а не мы». Но тут рак увидел меня и сказал: «Да и плыть никуда не надо, потому что вот он — человек». Рак подплыл ко мне и спросил: «Надо ли стесняться своего голого тела? Ты человек и ответь нам». «Я человек и отвечу вам: не надо стесняться своего голого тела».

<1934>

О наших гостях

Наши гости все различные: у одного, например, щека такая, что хуже не придумаешь. А то ходит к нам одна дама, так она, просто смешно даже сказать, на что похожа. И поэт ходит к нам один: весь в волосах и всегда чем-то встревожен. Умора! А то ещё один инженер ходит, так он однажды у нас в чаю какую-то дрянь нашел. А когда гости у нас очень уж долго засидятся, я их просто вон гоню. Вот и всё тут…

_____

Старичок чесался обеими руками. Там, где нельзя было достать двумя руками, старичок чесался одной, но зато быстро быстро. И при этом быстро мигал глазами.

_____

Из паровозной трубы шёл пар или, так называемый. дым. И нарядная птица, влетая в этот дым, вылетала из него обсаленной и помятой.

_____

Хвилищевский ел клюкву, стараясь не морщиться. Он ждал, что все скажут: какая сила характера! Но никто не сказал ничего.

_____

Было слышно, как собака обнюхивала дверь. Хвилищевский зажал в кулаке зубную щетку и таращил глаза, чтобы лучше слышать. «Если собака войдет, — думал Хвилищевский — я ударю её этой костяной ручкой прямо в висок!»

_____

…Из коробки вышли какие то пузыри. Хвилищевский на ципочках удалился из комнаты и тихо прикрыл за собою дверь. «Черт с ней! — сказал себе Хвилищевский. — Меня не касается, что в ней лежит. В самом деле! Чорт с ней!»

_____

Хвилищевский хотел крикнуть: «Не пущу!» Но язык как-то подвернулся и вышло: «не пустю». Хвилищевский прищурил правый глаз и с достоинством вышел из залы. Но ему всё таки показалось, что он слышал, как хихикнул Цуккерман.

<1933–1934>

* * *

Липавского начала мучить кислая отрыжка. Бедный Липавский мучился ужасно. Этот вечно омерзительный вкус во рту и постоянное жжение в пищеводе способно довести человека до исступления.

Жена Липавского, Тамара, заявила, что если это будет так продолжаться, то она начнет подискивать себе нового мужа. Липавский отнёсся к словам своей жены довольно скептически и даже попробывал сострить. Но в тот момент, когда он острил, произошла отрыжка. Желая скрыть это неприятное явление, Липавский мотнул головой и дернул плечами, надув при этом щеки. Однако отрыжка оказалась сильнее, чем можно было ожидать, и с громким звуком вылетела изо