ревкома, и от архиерея, — и красноармеец с ухмылкой махнул рукой, но тут же пристально, в упор посмотрел на Тимофея и спрыгнул с телеги.

— Ты иди впереди! — сказал, вернее, приказал Недоле.

Тот пошел. Действительно, в конце переулка начиналась балочка, заросшая дерезой. По ней прошли мимо последних домишек города, а потом вышли на дорогу.

— Проверяли? — спросил красноармеец, когда телега с важно восседавшим на ней Утробиным остановилась у кустов.

— Нет… Но кто ж его знал…

Добавил не по годам рассудительно:

— Береженого бог бережет…

— Поехали!

И потянулась навстречу розовая предзакатная степь; в балках и за курганами начали сгущаться фиолетовые тени, потускнел горизонт, а сбоку повозки, прямо по заросшим сорняками полям, переступали невиданно огромными ногами тени лошадей.

Когда стемнело, доселе молчавший и даже как будто дремавший красноармеец сбросил шинель и остался в солдатской ватной безрукавке, надетой поверх френча. Затем прямо черев голову стянул бинты, начал растирать ладонью лоб и щеку, на которых отпечаталась мелкая рябь ткани. И тут же неуловимым движением откуда-то из подмышки вытащил маузер, сунул его в карман брюк.

— Ловко! — нарочито удивленно воскликнул Недоля.

— Что?

— Да так… Ты был вроде бы раненым, а теперь… не знаю что и подумать.

— Еще не то увидишь, — пообещал «красноармеец».

И добавил жестко, с нескрываемой угрозой:

— Если вообще увидишь…

Сначала Тимофею стало страшно: вот рядом, на одной повозке, сидит явный враг. Иначе зачем бы ему так маскироваться? Наверное, переодетый белый офицер. Но как он пробрался в Одессу? Да не только пробрался — встречался там с кем-то. Иначе откуда у него и красноармейская одежда, и документы, и как-то невольно всплыла в памяти оброненная этим пассажиром фраза: «Это в Одессе-то о документах заботиться?! Да у меня они и от ревкома, и от архиерея…» Да-а…

Такая злость взяла Тимофея: броситься бы сейчас на этого «красноармейца» — и руками, ногами, зубами… Да вспомнил наставление Неуспокоева: «Ты — дезертир. Убежал из ЧК, чтобы переждать опасное время…»

Успокоился, даже заставил себя зевнуть и начал умащиваться на телеге.

— Вздремну-ка немного… Раньше утра до твоего бати не доберемся?

— Там видно будет, — уклончиво ответил Утробин, машинально пошевелив вожжами. И тоже стал клевать носом, подремывая: казалось, все ему безразлично.

А между тем наступила ночь. И жутко стало в степи — словно вымерла она: ни огонька, ни звука. Только поскрипывают колеса телеги, дробно стучат копыта по окаменевшей земле, и время от времени фыркают лошади. Вверху сияют яркие, будто ненастоящие звезды, и в их блеклом свете придорожные кусты кажутся немыслимыми чудовищами.

Тимофей хотел только притвориться спящим, но от усталости, слабости, обильной еды его, как, впрочем, и Жору Мичигана, и впрямь неудержимо потянуло ко сну. Однако их попутчик пустился в расспросы. Самым подробнейшим образом выпытывал он у Недоли — где и когда родился, где учился, работал, как попал на службу, на каких фронтах бывал.

Вопросы сыпались один за другим, причем нередко он по нескольку раз спрашивал об одном и том же. Особенно его интересовали события последнего времени, расположение воинских частей в Одессе, в чем он проявил поразительную осведомленность.

Тимофей чувствовал, что это не простое любопытство, а самый настоящий допрос, и рассказывал все так, как было. Обманывать нельзя — рядом Жора Мичиган, он знает всю его жизнь как свою. Во всяком случае, до прихода немцев в Николаев. А он хоть и клюет носом, но наверняка прислушивается.

Да и говоря о дальнейшем, Тимофей ничего или почти ничего не скрывал. Так, самую малость, то, что и при проверке трудно обнаружить. О том же, какие части стоят в Одессе, сколько в них людей, отделывался незнанием. В Одессу он, мол, прибыл незадолго до ранения и сразу был направлен на пост. Впрочем, это так и было.

— На посту сколько человек?

Тут уж отвертеться никак нельзя — ответил, несколько преувеличив на всякий случай.

— По моим сведениям — меньше.

— Так после того случая прибавили, — заверил Недоля.

— А ты откуда знаешь, ведь в госпитале лежал?

— Ребята приходили проведывать, рассказывали.

«Пусть опасаются, — подумал. — Да, наверное, и в самом деле пост Карабуш усилят: на таком месте расположен!..»

— А кто у вас начальник поста?

— Товарищ Арканов…

— Товарищ Арканов!.. — с иронией повторил «красноармеец».

Больше «красноармеец» ничего не сказал, молчал и Недоля. Усталость так навалилась на него, что он, помимо своей воли, все глубже и глубже погружался в сон. Тимофей еще чувствовал, как кто-то, наверное «красноармеец», вытащил у него из-под локтя свёрток, но глаз раскрыть не смог.

«Что он там найдет? — подумалось сквозь дрему. — Роман Шеллера-Михайлова, справку из госпиталя с направлением и аттестатом да старенькую рубаху…»

Глава VI

НОВАЯ ОБСТАНОВКА

Проснулся Недоля от того, что перестали поскрипывать колеса. Над ним раскинулось глубокое сиреневое с желтизной небо; утренний свежий воздух приятно холодил тело.

Огляделся. Повозка стояла во дворе усадьбы. Тимофей сразу определил — немецкого колониста. Большой, разделенный на две половины дом, крытый зеленой глазированной черепицей; к нему примыкает скотный двор, другие постройки, образуя замкнутый четырехугольник. Все добротное, сложенное из пиленого камня-ракушечника. Наверное, даже среди зажиточных немцев-колонистов хозяин этой усадьбы выделялся.

На крыльце появился Жора Мичиган, невыспавшийся, весь какой-то помятый, борода его свалялась и казалась приклеенной, в ней застряли соломинки. Он подошел к повозке, начал распрягать лошадей.

— Куда ты меня привез? — негромко спросил Тимофей.

— Так… в одно место. Домой нельзя пока… Да тебе здесь хорошо будет, — торопливо успокаивал он, — отдохнешь, поправишься… А там посмотрим…

«Ну что ж, поживем — увидим», — подумал Тимофей и спросил:

— А сейчас мне что делать?

— Пойду узнаю…

Вернулся скоро.

— Подберем потом что-нибудь, а пока располагайся на сеновале. А насчет еды… Настя? — позвал он.

Из пристройки, в которой находилась летняя кухня, вышла молоденькая, очень миловидная черноволосая девушка, вытерла руки о фартук, взглянула на Мичигана.

Вот это мой друг. Смотри, голодным его не оставь.

— Ладно уж, — буркнула девушка и скрылась за дверью.

— Возьми-ка на всякий случай, — вынул он из-под сена котомку с харчами. — Может, и это? — показал на горлышко бутылки, но Недоля отрицательно замотал головой. — Тогда будь здоров. Наверное, вечером приеду, привезу кое-что…

Уехал. А Тимофей поднялся на сеновал, облюбовал себе местечко около слухового окна, положил сверток и Жорину котомку, потом спустился вниз, вышел со двора. Длинная улица далеко уходила вправо и влево, на пологом склоне виднелись еще улицы. Все постройки крепкие, каменные, блестит глазированная черепица на крышах.

«Да-а!.. — подумал Тимофей. — В хорошенькое местечко я попал. Ну да ладно, посмотрим,