— Со вчерашнего дня выросли? — спросил Роберт.

— Наконец-то проснулся, — ответил Манюэль.

Накануне он первый раз побрился.

— Когда в следующий раз пойдешь к цирюльнику? — спросил Роберт.

— Откуда я знаю! Как начал бриться, отрастает быстро.

— А когда ты будешь бриться каждый день?

— Ты меня достал. Вставай лучше.

Роберт замолчал. Он продолжал наблюдать за различными стадиями братского прихорашивания.

— Так ты встаешь или нет?! — гаркнул Манюэль. — Провозишься, я тебя ждать не буду.

Роберт вскочил, макнул в воду пальцы, капнул себе на нос, в два счета оделся и побежал на кухню, где Манюэль разогревал кофе.

— Роберт, сделай тартинки. Я хочу есть.

— Предок еще не встал?

— Нет. Вчера ты опять сожрал весь сахар, в сахарнице не осталось ни одного кусочка.

Роберт молча резал хлеб и намазывал ломти маслом.

Когда кофе согрелся, оба уселись и принялись тартино-кофейничать.

Они уже заканчивали завтракать, когда открылась дверь и на пороге появилось существо с бледным лицом и мрачно заплывшими глазами.

— Здравствуйте, дети, — проговорило существо.

— Здравствуй, папа, — ответили дети.

— Кофе еще есть?

— Нет, — ответил Манюэль. — Я разогрел вчерашний остаток.

— Сварил бы ты мне новый.

— Некогда, я должен идти на вокзал встречать дядю.

— А Роберт не может сварить?

— Я иду с Манюэлем, пап.

Отец грузно осел на табуретку: зад тянуло, в руках ломило.

— Ах да, Обскар приезжает сегодня утром, — с трудом изрек он, пытаясь ладонью удержать падающую голову. — Значит, кофе нет?

Манюэль и Роберт встали из-за стола.

— Мы пошли, — объявил старший.

— Вы пошли? — спросил отец с рыхловато деланным интересом.

— Ну, ты вчера и напился, — сказал Роберт очень серьезно и даже восхищенно.

— Пф! — отозвался отец. — Ай-ай-ай, — добавил он, зевая.

— Ладно, мы пошли, — сказал Манюэль. — Не забудь сварить себе кофе. Ты сам говорил, это лучшее средство о.с. б.[34]Мы вернемся часов в десять, дождись нас.

— Конечно, дождусь. Конечно.

Он поднялся и поплелся обратно в спальню.

Братья вышли на улицу и бодро зашагали в сторону вокзала. В домах Родимого Города подготовка к празднику шла с удерживаемым рвением и пока еще без особой эхзальтации. В 9.12 прикатил поезд. Дядя в штиблетах с нашлепками засохшей грязи вышел из купейного вагона третьего класса в окружении громогласно гуторящих и гогочущих сельчан. Толпа двинулась к выходу и расползлась по Вокзальной площади. И тут Манюэль заметил Пьера Набонида с чемоданом в руке — одного в своем одиночестве. Манюэль оставил дядю под присмотром Роберта, зашел одинокому путешественнику в спину, случайно толкнул его и извинился.

— Вот так встреча! Вы приехали на Праздник?

— Здравствуй, Манюэль. Не думал, что первым встречу тебя.

— Как прошло путешествие?

Пьер пожал плечами.

— Путешествия — это все ерунда. Что здесь говорят обо мне?

— Да ничего особенного, — неуверенно ответил Манюэль. — Сегодня вечером будет обалденный салют.

— Ты знаешь, что я отказался от Стипендии?

— Да, мне сказали.

— И что об этом говорят?

— Да, в общем, говорят только о предстоящем Празднике.

— А обо мне?

— Не особенно.

— И все-таки что именно?

— Да ничего особенного. Что Стипендии больше нет, вот, ну и, в общем, все. А что произошло? — с неумелой нескромностью спросил Манюэль.

— Все очень просто. Я делал там открытия. Поэтому у меня не было времени на изучение чужеземного языка. Я все объясню отцу. А еще я намереваюсь произнести речь.

Манюэль опешил:

— Речь? Вы произнесете речь?

Пьер улыбнулся.

— До свидания. Я должен идти. Пока больше ничего не могу тебе сказать. Увидимся на Празднике.

— Ладно! — радостно ответил Манюэль.

— Ты давно видел Жана?

— Он ушел на Знойные Холмы. Вчера вечером его еще не было.

Пьер ничего не сказал и пошел своей дорогой, один в своем одиночестве, с маленьким чемоданчиком в руке.

Изумленный Манюэль побежал к дяде и его корзинам.

Набонид[35](так — без упоминания имени — называли только Мэра Родимого Города) сидел в цветном узорчатом халате. Он тщательно проверял механизм автомата, поскольку обычай Родимого Города предписывал верховному эдилу[36]его обязательно иметь. Итак, Набонид его обязательно имел и тщательно чистил. Занятый делом, которое не доверил бы никому, он, казалось, был полностью погружен. Причем это не мешало ему внимательно прислушиваться к звукам, доносящимся извне, и быть настороже. Наконец он услышал то, что ожидал: некие шаги в коридоре. Он дважды крикнул: «Поль»; носящий это имя индивидуум приоткрыл дверь, несомненно, для того, чтобы спросить о причине вызова. Набонид пресек возможный вопрос.

Не глядя, спросил:

— Куда ты идешь?

— Пойду посмотрю, все ли правильно расставили.

— Не стоит. Я доверил это Штобсделу[37]. Можешь остаться здесь.

— Может, лучше, если я схожу и гляну в последний раз?