словно пух одуванчика, уже выпархивает обратно в этот мир.

Последний поезд довез меня до пляжей Камакуры.

Ямамото любил море. Однажды наша контора устроила экскурсию в порт Мисаки. Не успели все выбраться из автобуса, как Ямамото закатал джинсы и полез в воду, сколько его ни отговаривали, а потом всю экскурсию прошатался в мокрой одежде.

«Море — наша величайшая ностальгия! — сказал он тогда. — Древнейшие предки людей вышли из моря, и память о нем вечно хранится у нас в ДНК!»

Ямамото преклонялся перед величием мира.

«В сравнении с тем, сколько времени висит в космосе булыжник под названьем Земля, наша жизнь — просто ничтожный миг! — говорил он. — Но даже за этот миг мы успеваем меняться, как узоры в калейдоскопе…»

Я не спеша распаковала гостинцы.

В одном из контейнеров оказались пряные ляжки-какуни и три колобка-онигири, а в другой — рагу с кешью, щедро сдобренное паприкой, перцем и овощами.

— Ого… Что вы здесь делаете? — вдруг услышала я.

Вздрогнув от неожиданности, я обернулась. За моей спиной стоял незнакомый мужчина с фонариком.

— Ох! Простите, если напугала!

— Да ничего. Просто я живу поблизости. Смотрю, среди ночи кто-то к морю бредет, да еще и нетвердой походкой… Ну, я и забеспокоился.

Значит, он испугался, что я покончу с собой? С ума сойти. Я показала ему свои контейнеры с едой.

— Да вот, решила устроить ночной пикник… Не хотела никого беспокоить, еще раз простите!

— Да все в порядке… Но почему пикник в такой час?

— Вот это мой друг Ямамото. Весь день я готовила из него угощение для церемонии жизни. А остатки мне завернули с собой.

— Ах вот оно что…

— Не желаете присоединиться? — пригласила я, вдруг подумав, что собеседник мне, пожалуй, не помешает. Мужчина, явно смутившись, помотал головой.

— Да я бы с радостью. Но если угощение с церемонии… даже не знаю… Дело в том, что я гей.

Я протянула ему рисовый колобок.

— И что? Я же не собираюсь вас соблазнять. А эти блюда из моего друга приготовлены по рецептам, которые он же сам и рекомендовал!

Мужчина с любопытством взглянул на еду — и присел рядом.

— Как экзотично! До сих пор я пробовал человечину только вареной в супе мисо…

— Обычно ее так и готовят. Но тушенная с кешью куда вкуснее!

— Ну что ж, попробуем. Итадакимас!

Вглядываясь в ночное море, мы принялись за еду.

— Здорово… На самом деле я еще не ужинал. И жутко проголодался.

— Вот и славно. Угощайтесь сколько душа пожелает!

Частички Ямамото разносились по белу свету — и, оседая в чужих желудках, превращались в энергию чьих-то жизней. Сама мысль об этом приводила меня в восторг.

— Но все-таки. Угощение ваше я съем, а для осеменения не гожусь… А ведь, если бы не ночь, вы еще могли бы встретить какого-нибудь приятного мужчину!

Я усмехнулась.

— О, не волнуйтесь. Я не из тех, кто жаждет осемениться во что бы то ни стало… Если на то пошло, все мы — словно цветочная пыльца! Когда жизнь заканчивается, мы разлетаемся, оседаем на чьих-то пестиках — и зарождаем новую жизнь.

— Ну да. Так и есть! Сплошная мистика, если вдуматься…

— Хотя и странно. Если пестик — я сама, зачем мне куда-то летать?

— Ну… Отчего бы и пестику не полетать? — Расщепив одноразовые палочки, мужчина сунул в рот кусочек рагу и блаженно прищурился. — А он и правда вкусный, этот ваш Ямамото с кешью. Просто деликатес!

— Еще бы! Он вообще здорово сочетается с кешью. Хотя при его жизни я этого не замечала…

Вслушиваясь в шелест волн, я внезапно спросила:

— А скажите…

— Что?

— Вы хорошо помните, как все было лет тридцать назад?

— В смысле?

Доедая свой рисовый колобок, я дрейфовала в звуках прибоя — и болтала что в голову придет. Похоже, выпитое вино до сих пор не отпускало меня.

— В те времена есть человечину было не принято, — ответила я. — Или для вас это слишком давно?

— Но… я тогда еще не родился на свет. Мне всего двадцать четыре. И в моем детстве, помню, это уже считалось нормальным.

— Вот как?

Мужчина озадаченно повертел головой. Будто хотел уточнить: «А что такого?»

— Ну, а если бы люди того времени увидели, как мы с вами едим Ямамото с кешью? Думаете, они приняли бы нас за сумасшедших?

На секунду задумавшись, он кивнул.

— Да… Наверное, приняли бы.

— Но разве это не странно? Мир меняется так стремительно, уже и не разберешь, что правильно, что нет. Вот и рагу из Ямамото мы едим только потому, что в нынешнем мире так принято. Вам это не кажется чем-то вроде безумия?

— Да нет, не кажется… Быть нормальным — тоже форма безумия, разве нет? Ту из форм безумия, которая на данный момент нам дозволена, мы и считаем нормой.

— Хм-м…

— Так что почему бы и нет? В нынешнем мире Ямамото с кешью — деликатес, а мы совершенно нормальны. Даже если нас и назовут сумасшедшими лет через сто…

Волны все шелестели. Те самые, о которых так любил вспоминать Ямамото.

Дожевав онигири, мужчина поднялся на ноги.

— Ну что ж. А теперь мне, наверно, пора. Спасибо за угощение!

— Да не за что…

— И вас не нужно провожать до станции?

— О, нет! Я еще прогуляюсь, а потом найду где заночевать.

— Ну смотрите…

Мы распрощались, и я побрела по песку. На глаза вдруг попалась парочка, осеменявшаяся неподалеку в прибое. Интересно, как же этот процесс воспринимался во времена, когда его называли сексом? Теперь его величают осеменением и почитают как священнодействие, но тогда? Считали чем-то грязным и постыдным? Если им старались заниматься подальше от чужих глаз — наверное, так и было…

Рассеянно думая обо всем этом, я брела по песку, когда кто-то сзади вдруг хлопнул меня по плечу.

Удивившись, я обернулась. Все тот же незнакомец.

— Простите, если напугал, но… если что… В общем, это вам!

— Что?

Он протянул мне крошечный прозрачный флакончик.

— Я поместил его сюда. Если вдруг захотите…

Я пригляделась. Во флакончике белела какая-то мутная жидкость.

— Набрал в туалете, — продолжал он. — Я слышал, при контакте с воздухом оно умирает. Так что даже не знаю, имеет ли смысл… Просто захотелось как-то вам… помочь?

— Большое спасибо!

Я бережно взяла из его пальцев еще теплую бутылочку.

— Вот здорово! Уверена, оно еще живое… А мне говорили, что сперматозоиды на воздухе не умирают, пока их защищает жидкий слой. А в благоприятных условиях могут жить до трех дней… Какой бесценный