Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уинстон Черчилль, начало правления которого в качестве премьер-министра совпало с широкомасштабным блицкригом противника, в полной мере осознавал, что фактически Великобритания осталась один на один с мощнейшим государством, захватившим ресурсы почти всей континентальной Европы. При этом англичане не имели возможности в ближайшее время вернуть себе оставленные плацдармы и вообще вести серьезную войну на суше: при бегстве из Дюнкерка были брошены практически все тяжелое вооружение, техника и снаряжение. В то же время британцы могли воспользоваться преимуществами статуса величайшей морской державы, флот которой намного превосходил германский. Таким образом, по-настоящему Черчилля беспокоила только возможная авиационная война на стратегическое истощение, ведь он имел возможность убедиться, сколь эффективно действует люфтваффе, но при этом выразил уверенность в превосходстве королевских ВВС. В частности, в речи 4 июня 1940 года, посвященной завершению операции «Динамо», он сказал:
То было великое испытание сил британских и немецких ВВС. Можете ли вы представить себе бо́льшую задачу для немцев в воздухе, чем сделать эвакуацию с этих берегов невозможной и потопить все корабли, которые только они смогут обнаружить, то есть сотни? Могла ли тогда быть задача большей военной важности и значения, чем эта? Они старались изо всех сил, но встретили отпор, и их планы были сорваны. Мы вытащили армию, а они заплатили четырехкратно за любую нашу потерю. Огромное количество немецких самолетов – а мы знаем, что немцы весьма храбрая раса – отворачивало назад, атакуемые вчетверо меньшими силами Королевских ВВС. За двенадцатью самолетами охотились двое. Один самолет противника вышел из боя от одной лишь демонстрации атаки нашим самолетом, у которого уже на было боеприпасов. Все типы наших самолетов – «Харрикейн», «Спитфайр» и новый «Дефиант» – и все наши летчики доказали, что они сильнее, чем все те противники, с которыми им пришлось сталкиваться до сих пор.
Когда мы учтем, насколько большим станет наше преимущество, когда мы будем защищать небо над Британией против атак с моря, я должен сказать, что нахожу эти обстоятельства прочной основой, на которую мы можем уверенно рассчитывать. Я отдаю должное нашим молодым летчикам. …Не может ли так случиться, что дело всей цивилизации будут защищать своим мастерством и преданностью несколько тысяч летчиков? Никогда не было, я полагаю, во всем мире, во всей военной истории, такой возможности у молодежи. Рыцари Круглого Стола, крестоносцы – все уходит в прошлое, и не только потому, что прошло много веков. Эти молодые люди, которые вылетают с каждым рассветом защищать родную землю и все, за что мы боремся, держат в своих руках машины колоссальной разрушительной силы.
Адольф Гитлер также прекрасно сознавал, что Великобритания остается его единственным серьезным противником, что битва за нее будет трудной и кровопролитной. Поэтому 19 июля 1940 года, через месяц после капитуляции Франции, вождь Третьего рейха выступил перед рейхстагом, заверив депутатов, что Германия может выдержать напряжение длительной войны, и вновь предлагая англичанам мирное соглашение. Он заявил: «В этот час я считаю своим долгом еще раз обратиться к здравому смыслу Великобритании… Я не вижу причин для продолжения этой войны».
Хотя министр иностранных дел Великобритании лорд Эдуард Вуд Галифакс вместе с определенной частью общества и политического истеблишмента предпочел бы принять предложение Гитлера, Уинстон Черчилль и большая часть его кабинета отказались идти к мирному соглашению. Вместо этого премьер-министр задействовал весь свой талант оратора для того, чтобы отвратить общественное мнение от мыслей о капитуляции. В частности, он говорил, выступая по лондонскому радио:
Все указывает на то, что война будет длинной и тяжелой. Никто не может сказать, на какие земли она распространится. Но ясно одно: нацистское гестапо недолго будет руководить европейскими народами, и весь мир не поддастся гитлеровским проповедям ненависти, ненасытности и властолюбия.
Сейчас нам приходится сопротивляться одним и встречать все самое худшее, что только может сделать мощь и злобство тирана. Мы смиренны перед Богом, но мы осознаем, что служим ясной цели, и готовы защищать нашу родную землю против вторжения, которое ей угрожает. Мы боремся одни, но не ради себя одних. Здесь, в городе, который хранит свидетельства развития человечества и который имеет большое значение для всей христианской цивилизации, окруженном морями и океанами, где правит флот, защищенном с неба силой и преданностью наших летчиков, – мы ждем, не страшась встретить надвигающееся нападение. Может быть, вторжение начнется сегодня. Может быть, на следующей неделе. А может, оно так и не будет предпринято. Но мы, все вместе, должны быть готовыми встретить внезапный страшный удар, или – что, возможно, будет более трудным испытанием – мы должны приготовиться к долгой вахте. Но будь испытание суровым или длительным, или и тем и другим, мы не будем искать пути к соглашению, мы не допустим никаких переговоров; мы можем проявить милосердие, но мы не будем просить о нем.
Адольф Гитлер не медлил. Еще до выступления в рейхстаге, 16 июля 1940 года, он распорядился начать проработку плана, вошедшего в историю под названием «Морской лев». В директиве № 16 «О подготовке десантной операции против Англии», среди прочего, говорилось:
Так как Англия, несмотря на ее безнадежную с военной точки зрения ситуацию, еще не дала никаких знаков готовности к переговорам, я решил приготовить десантную операцию против Англии и, в случае необходимости, привести ее в исполнение. Задача этой операции состоит в том, чтобы уничтожить английское государство как базу для продолжения войны против Германии…
…В приготовлениях должно быть учтено выполнение всех предварительных условий, при которых высадка будет возможной.
…Английские ВВС должны быть разбиты до такого фактического и морального состояния, при котором они будут не в состоянии собрать силы для сколько-нибудь значительной атаки на переправляющиеся немецкие войска.
Все приготовления следовало завершить до середины августа.
С самого начала разработки план подвергался критике со стороны высших офицеров рейха. Кроме того, выполнение намеченных этапов постоянно откладывалось.
17 июля был отдан приказ о размещении на побережье Ла-Манша тринадцати дивизий, которые должны были составить первую волну вторжения численностью 260 тысяч человек. В первом эшелоне предполагалось высадить 90 тысяч. Всю операцию главнокомандующий сухопутными войсками фельдмаршал Вальтер фон Браухич рассчитывал завершить в течение месяца, причем упорное сопротивление английских войск предполагалось лишь на протяжении первых двух недель. Высадка планировалась на широком фронте в 200 миль, что, по заключению гросс-адмирала Эриха Редера, было непосильной задачей для германского флота. Для того чтобы высадить на таком широком фронте 90 тысяч солдат с боевой техникой, требовалось 1722 баржи, 1161 моторный катер, 471 буксир и 155 единиц транспорта. Даже если бы эту армаду удалось сконцентрировать в портах Ла-Манша, люфтваффе никак не смогли бы защитить их там от ударов вражеской авиации, а тем более в море в период высадки – от атак вражеского флота.