половинками меча, который, едва публика разбежалась, сам собой развалился на части в его руке, пальцы девчонки стискивали кошелечек, в котором позвякивали три монетки Лука — гиенская чешуйка и два серебряных да горсть медяков, что добавила Самана, заплатить за проход в город. Крохотный глиняный квадратик-печатка от сиуна, с закругленными уголками и отверстием с краю, что обнаружился в плошке, висел у Лука на шее. На одной стороне коричневатой безделушки было изображено солнце, но не тусклое и мутное, которое ползло по летнему, красноватому небу Текана, а ненастоящее, четкое, окруженное короной лучей. На другой стороне — Храм Пустоты. Долго старик ощупывал глинку, нюхал ее, прижимал к щеке. Потом проскрипел, словно месяц не открывал рта:

— Храм Пустоты. Только не знаю, где такой стоит. Не видел такой. На ощупь — словно в колоннах, что ли? Обычно они простенькие, что здесь, в Хилане, что в других местах. Башня, плоский верх, низкий вход. Внутри пустота. Служба-то снаружи идет.

— С чего ты взял, что это Храм Пустоты? — удивился Лук.

— Крапины посчитай на макушке. Сколько их? Двенадцать? Точно так же, как и на знаке любого смотрителя, пусть даже это какой-нибудь вонючий соглядатай-храмовник самого мелкого пошиба. На всяком Храме Пустоты сверху двенадцать зубцов. А если зубцов нет да верхушка круглая, какой же это храм? Тогда это оплот. А на оплоте должна быть дверь. А где тут дверь?

Лук недоверчиво приблизил к глазам изображение. И на взгляд-то упомянутые Курантом «крапины» было нелегко разглядеть, а уж на ощупь…

— И что это значит? — нарушил Лук непривычную тишину. Даже болтушка Нега вдруг примолкла.

— А ничего, — почти безучастно пробормотал старик, словно мысли его уже были где-то далеко.

— А может, это печатка для пряников? — пискнула Нега и тут же затараторила: — А если это и есть всамделишный Храм Пустоты? Ну самый главный? Есть ведь такой? Почему все Храмы Пустоты маленькие, а этот с колоннами? А почему на всех храмах по двенадцать зубцов? А почему мы его не видели? А мы разве не во всех городах были? А что это вообще такое — Пустота? Почему ее все боятся, если она — пустота? Пустота ведь, это значит — «пусто»? Ничего нет? А почему храмовники ходят в жару в черных балахонах? А этот сиун почему был весь черный? Может, он тоже храмовник? Сиуны — кто такие? Колдуны, что ли? Так ведь колдовство запрещено в Текане? А если не колдуны, тогда почему меч Лука сломался, а меч, которым сиун махал, уцелел? Они же одинаковые. Или нет?

— Цыц! — гаркнул Курант, отчаявшись остановить поток словоизвержения жестами, и с раздражением повернулся к жене. — Самана, ты хоть заткни этот фонтан.

— Сам справляйся, — отозвалась от жаровни Самана. — Пока мелочью была, рот не затыкали, теперь уж поздно. Ничего, лишние слова вылетят, тут и примолкнет. Хочешь человека от глупости избавить, дай ему выговориться. Не мешай мне, скоро Харас овощи принесет с рынка, мне нужно все приготовить. Или куда ты его послал? Ты, что ли, будешь за меня кашу доваривать?

— Вот так вот, — пробурчал Курант. — Пока мелкая была, не давала окоротить, говорила, не трогай девчонку, а то характер переломишь. Теперь выросла — оказывается, раньше надо было окорачивать. Бросай свою кашу, жена.

— Что так? — выпрямилась Самана.

— Так вот, — пробормотал Курант, поглаживая скулы здоровой рукой.

— Может, это храм из какого-нибудь мертвого города? — заинтересовался Лук, продевая шнур в отверстие пластинки. — Ну в том смысле, что его уже нет? Да мало ли в Текане храмов? Да и только ли в Текане? Мы же не могли все углядеть? Разве нет поселений в Вольных землях? Или за горами?

— Хочешь заняться поисками? — поднял незрячее лицо Курант.

— Не знаю, — признался Лук. — Но ведь должен же быть в этом подарке какой-то смысл?

— Иногда смысл как раз в том, что его нет, — отрезал Курант. — А если бы он тебе бросил в плошку речную гальку, ты тоже искал бы в этом какой-то смысл? По-любому обманул ведь. Что говорят про сиунов на ярмарке? Ты ж ходил вчера по рядам, обещался слухов подсобрать, баек?

— Так-то ничего не говорят, — вздохнул Лук. — А вот если расспрашивать, кое-что узнать можно. Я, правда, о сиунах специально не расспрашивал. Но говорят, что сиуны — это те колдуны, которые перемудрили. Ну или постигли суть вещей. Победили смерть. Или пережили ее. И теперь они как ветер или как дождь. А ты разве не то же самое мне рассказывал когда-то?

Старик снова опустил голову. Так же молча стояла и Самана у котла. Лук помолчал, застегнул ворот рубахи, продолжил:

— Я слышал, что убить сиуна нельзя, даже вся гвардия иши не сможет с ним справиться. Все равно что воду мечом рубить. Впрочем, они и не лезут ни в чьи дела. Их замечают, но и только. Если они сами этого хотят. И еще — их очень мало. Сколько городов, столько и сиунов. Или сколько кланов, столько и сиунов. У каждого свой, выходит?

Старик продолжал молчать.

— О черном сиуне тут болтают порой, да. Мелькает он и в Хилане, и в других городах, но редко очень, да и зла никому не делает. Иногда по рядам ходит, порой фрукты пальцами плющит, ткани мнет. Озорует. Он вроде как не в себе. Больной, что ли? Если бы я знал, что он нынче появится, я бы поподробнее о нем расспросил. Но говорят, что местный сиун другой. Он вроде каменного столба, только столбов-то в Хилане много, и какой из них сиун, никто не знает. А этот черный — может, и не сиун никакой? Но если сиун, тогда, думаю, что повезло мне и увидеть его, и даже сразиться с ним. Кто еще может этим похвастаться?

Лук заметил дрогнувшие пальцы старика и добавил неуверенно:

— Или не повезло.

— Или не повезло, — наконец подал голос Курант и погрозил пальцем Неге, которая даже глаза выпучила, пытаясь сдержать очередное словоизвержение. — Болтаешь много, парень, тлен в глаза. От сестры заразился? Забыл правило? Из десяти слов, что на язык просятся, одно вымолвить можно, и то про себя.

Солнце только собиралось сползти с точки зенита, и его свет пронзал внутренность повозки через прорехи в тенте красноватыми иглами. У задранного полога позвякивал развешанной на веревке кухонной утварью ветер, всхрапывали лошади, рядом слышалось гудение толпы