После этого случая я перестала с ней общаться. Но вскоре случилась беда – оказался сломанным мой испытательный макет. Его корпус не пострадал, поскольку был достаточно массивным, а вот измерительная струна и токоподводы оказались разорванными, места их крепления развороченными. Мне стало ясно, что это было делом рук Иды Ивановны, но поднимать шум я не хотела. Механики отдела заново сделали подвижную часть, а руки у меня тогда были очень чуткие, и мне без особого труда удавалось аккуратно проводить тонкие замеры. По окончании экспериментов их результаты должны были быть оформлены протоколами и подписаны начальником сектора, однако Ида Ивановна подписывать протоколы отказалась. Тогда протоколы подписал начальник лаборатории Николай Васильевич Гусев, который относился к Иде Ивановне с уважением и ценил её как работника, и, тем не менее, он не побоялся испортить с ней отношения, проявив тем самым понимание ситуации, а также свою человеческую состоятельность, мужество и честность. Большое ему спасибо.

Даже в суровых условиях нашего почтового ящика Николай Васильевич оставался беспартийным, и это тогда, когда практически все стремившиеся занять даже самую незначительную административную должность вступали в ряды КПСС. Его диссертация на соискание учёной степени кандидата технических наук по глубине и широте охвата рассмотренных в ней вопросов была высоко оценена специалистами. Все они единодушно считали Николая Васильевича достойным присвоения ему степени доктора технических наук. Даже Ида, критиковавшая всех и вся, относилась к нему с уважением. Та же двуличная Ида неоднократно делилась со мной своим мнением относительно Юры Ушанова: “У меня никогда не было такого неграмотного начальника. Вот Венгеров на той фирме – это большой учёный…” Внутренне возмущаясь и негодуя по поводу её высказываний относительно Юры, который был весьма одарённым специалистом и, к тому же, всеми любимым, я каждый раз думала: “Так зачем же ты ушла с той фирмы?”

Подписав протоколы испытаний, Николай Васильевич фактически открыл мне дорогу к защите диссертации, поскольку выполнение теоретической части всецело зависело только от соискателя. Я приступила к изучению теории тонких стержней, разработанной Евгением Павловичем Поповым и опирающейся на точное описание их упруго деформированной формы – с точками сжатия, растяжения и перегиба. Мне пришлось долгое время работать с таблицами Брадиса и эллиптических интегралов…

Эту работу я практически выполнила дома, получив сначала двухмесячный дородовой, а затем, уже после рождения дочки одиннадцатого июля 1970 года, и годовой отпуск. После рождения дочери никто не верил, что я смогу написать диссертацию, и как раз в этот момент я получила от своего руководителя единственный за всё время учёбы в аспирантуре совет: “Может быть, Вам стоит потом поменять тему диссертации?” На работе я слышала аналогичные советы. Но я не хотела ничего менять и продолжала упорно работать. В связи с рождением дочери мне пришлось взять академический отпуск также и в аспирантуре.

Весь мой рабочий стол и всё пространство вокруг него было завалено черновиками, таблицами и книгами. Я работала целыми днями, и это, в конце концов, утомило мужа. Он, как и все, не верил, что всему этому придёт конец, и начал еженедельно стращать меня разводом. Моя дочка уже самостоятельно стояла в манеже и, держась за барьер своими крошечными ручонками, тихонько тянула одну и ту же ноту и то приседала, то подпрыгивала, стараясь привлечь моё внимание. Однажды я поставила её кроватку совсем рядом со столом, за которым я занималась, и, едва я отвернулась, как моя дочурка в клочья разорвала таблицы Брадиса. Сгоряча я отшлёпала её, десятимесячную. Она горько плакала, а я до сих пор корю себя за несдержанность перед своей крохой, а теперь уже взрослой женщиной.

Лилечке пошёл уже второй годик. Однажды свекровь заявила: “Что это она (то есть я) не идёт работать?” А сама она практически всю жизнь не работала и мне не помогала ухаживать за дочкой, хотя мы с Николаем материально помогали ей все годы, даже когда, находясь в декретном отпуске, я не работала. Тем не менее, какие-то деньги я всё же получала, поскольку, кроме своей дочки, кормила ещё другую девочку, у матери которой после операции не было грудного молока. Кроме того, несколько раз я получала выплаты за свои изобретения и рефераты для ВИНИТИ.

Когда дочке исполнился год и три месяца, я попыталась отдать её в детский сад, находившийся рядом с нашим домом, куда принимали детей, начиная с полуторагодовалого возраста. Мне пришлось буквально уговаривать заведующую садом Анну Александровну взять мою Лилечку, но уже на следующий день её покусала девочка по имени Лена Тимошкина, которая постоянно билась в истерике, когда родители приводили её в детский сад. Естественно, я выразила неудовольствие родителям неспокойного ребёнка, и тогда незамедлительно последовала реакция Анны Александровны: “Вы ещё не подошли по возрасту для нашего детского сада. Приходите, когда вам исполнится год и шесть месяцев”. Заведующая предложила мне дождаться “совершеннолетия” дочки и только тогда прийти в группу. Моё положение было весьма затруднительным, поскольку мне надо было выходить на работу. Нас выручила моя мама, которая самоотверженно ежедневно приезжала на Молодёжную со своей Первомайской, где находилась её квартира. Жить у нас постоянно она не захотела.

Часть моей диссертационной работы по определению моментов тяжения токоподводов в статических условиях была завершена. В то время я не догадывалась о недостатках теории тонких стержней, разработанной Поповым. Выйдя на работу после длительного отпуска, связанного с рождением дочери, я приступила к работе по определению величины возмущающих моментов, создаваемых токоподводами при динамических нагрузках, в частности, при вибрации основания. Мне пришлось вникать в вопросы и изучать дисциплины, которые не только нам никогда не преподавались, но о которых я никогда раньше даже не слышала. Получить консультацию по колебаниям тонких стержней у своего научного руководителя я не могла, так как он не был специалистом в рассматриваемых мной вопросах. Когда у меня возникли трудности с пониманием “собственных значений” и “частот собственных колебаний”, я поделилась своими проблемами с Валей Жаровой, женой Валерия Аркадьевича Жарова, бывшего в то время секретарём Бауманского райкома КПСС. Она посоветовала мне обратиться к своей знакомой, математику Лене, работавшей в Институте проблем механики на Ленинградском проспекте.

Когда я вошла в помещение, где работала эта женщина, я увидела сидевшего за столом круглолицего голубоглазого мужчину. Он поинтересовался, кто я и чем занимаюсь, а затем, в свою очередь, представился: Грудев Иван Дмитриевич, начальник лаборатории. Иван Дмитриевич изъявил желание ознакомиться с моей диссертационной работой, и я представила ему все имевшиеся у меня материалы. Иван Дмитриевич быстро всё просмотрел и, не сказав ни слова, направил меня к Лене, которая ответила на мои вопросы. Могла ли я в тот момент предположить, что спустя всего лишь несколько лет именно Иван Дмитриевич опубликует теорию, которую можно будет использовать для расчёта не только плоскостных, но и пространственных деформаций и усилий в стержнях, в отличие от теории, разработанной Евгением Павловичем Поповым, на которую опиралась я в своей кандидатской диссертации. Следующая работа Ивана Дмитриевича была посвящена созданию теории пространственных колебаний стержней, тогда как я в своей работе рассматривала колебания в плоскости.