Однако ситуация с гироскопией на работе по-прежнему была неясной. Мы подозревали, что больше не будем сами разрабатывать гироскопические приборы и эта функция перейдёт к другим предприятиям отрасли. Нам предстояло переориентироваться на решение других проблем. Это было обидно. Мои коллеги практически не были загружены работой, я же была занята оформлением множества документов, необходимых для получения диплома кандидата технических наук. После защиты диссертации начальник лаборатории Николай Васильевич представил руководству предприятия мою характеристику и ходатайство с просьбой о повышении моего оклада до ста восьмидесяти рублей в месяц, то есть на двадцать рублей, с сохранением моего прежнего статуса – старшего инженера. Иными словами, речь не шла о предоставлении мне какой-либо научной должности.

Тем не менее, узнав об этом, Ида Ивановна настрочила на меня донос заместителю директора предприятия по кадрам и режиму Маркову, в котором написала, что я выполняла свою диссертационную работу в рабочее время. Однако было совершенно ясно, что в диссертации рассматривались вопросы, связанные с тематикой нашего отдела, и, кроме того, кто бы позволил мне заниматься другими проблемами, если бы была необходимость решать какие-то насущные задачи отдела? Но в отделе не было новых задач, не было новых проблем. Тем не менее, Марков с готовностью отозвался на донос Иды Ивановны, и продвижение документов о моём повышении было приостановлено.

Я немедленно перешла из группы Воскресенской в группу Валеры Рудевича, к тому времени также защитившему кандидатскую диссертацию, темой которой был гирокомпас на струнном подвесе. Мы сидели в комнате втроём: Валера, который сейчас тоже находился не у дел, голубоглазая Ирина Эстрина и я. В окружающей нас атмосфере витала безысходность. Мне поручили выполнить работу по тематике соседнего отдела, связанную с электроникой, в которой я мало что понимала. Однако в течение двух месяцев я напряжённо пыталась разобраться в порученной мне задаче и добиться какого-либо положительного результата.

Общая ситуация и моя, в частности, была такова, что мне необходимо было уходить с предприятия. Я подала заявление об уходе, но всё ещё продолжала работать. Наблюдая за мной, Филимонов, начальник отдела, для которого я выполняла работу по электронике, сказал: “Удивительная женщина… Вот ведь уходит, а всё зачем-то старается…” Расставаясь с предприятием, где я проработала четырнадцать лет, я обежала все отделы, с сотрудниками которых мне приходилось соприкасаться по работе, и всюду видела сочувствие и недоумение по поводу того, что произошло со мной. Мой бывший дипломник, а впоследствии коллега Слава Соболев с горечью сказал: “Не ценят людей, которые умеют работать”.

Мне нужно было определиться, куда уходить. И снова мне помог Евгений Павлович. Он поинтересовался, на каком предприятии занимаются токоподводами, и я сказала, что этой темой, наверняка, занимаются в Московском институте электромеханики и автоматики (МИЭА), поскольку там разрабатываются гироскопические приборы и акселерометры, а, следовательно, и их элементы. Евгений Павлович поговорил о моём переводе с бывшим тогда начальником МИЭА Алексеем Дмитриевичем Александровым, заверив его, что я буду для предприятия полезным работником. При этом он добавил, что у него в этом предложении нет ничего “личного”.

Перед моим зачислением в МИЭА мне предстояло пройти собеседование с заместителем начальника института по кадрам и режиму Алексеем Алексеевичем Максаковым, который, наверняка, был против моего приёма, но не мог противостоять решению начальника института. Во время нашей беседы он спросил меня: “Сколько времени вам потребуется, чтобы доехать до работы?” Я решительно ответила: “Пятьдесят минут”. Однако я слукавила: мне предстояло добираться до новой работы с двумя пересадками на метро, тратя на дорогу не меньше часа, что по московским меркам было вполне допустимо. Слава Богу, к этому времени уже была пущена в эксплуатацию линия метрополитена от станции “Пионерская” до станции “Молодёжная”. А раньше до “Пионерской” я добиралась на автобусе, который зачастую приходилось долго ждать на морозе, на пронизывающем ветру, и я, помню, так жалела себя в эти минуты… Я договорилась с руководителем режимной службы о выходе на работу в середине июня, запланировав как следует отдохнуть перед новым этапом своей жизни.

В это время в МИЭА уже несколько лет под руководством начальника лаборатории Бориса Васильевича Ефимова в отделе доктора технических наук Давида Адольфовича Браславского, автора нескольких книг по приборам и датчикам летательных аппаратов, работал мой муж Николай, который был явно недоволен моим переводом на эту фирму. Однако я была настроена доказать всему миру и, в первую очередь, самой себе, что Евгений Павлович не напрасно дал мне высокую аттестацию. Я была зачислена на должность исполняющего обязанности старшего научного сотрудника с окладом двести тридцать рублей в месяц. Своим коллегам по прежней работе я сказала, что мой оклад составит двести десять рублей, чтобы у Иды Ивановны, если кто-нибудь расскажет ей обо мне, не случился разрыв сердца.

Через пять месяцев после моего ухода из ЦНИИАГ мне позвонила Ира Эстрина и сказала, что Ида Ивановна умерла.

Ида Ивановна, которая всячески препятствовала написанию мной диссертации, которая отказалась подписать протоколы экспериментальных исследований, проводившиеся и обсуждавшиеся у всех на глазах, которая повредила мой макет для испытания токоподводов, которая, наконец, написала на меня донос заместителю директора по кадрам и режиму Маркову, эта сорокашестилетняя женщина, здоровая, цветущая и уверенная в себе, умерла через пять месяцев после моего ухода с предприятия! В моей реакции на сообщение Ирины об этой кончине не было ничего, кроме ужаса и удивления.

Только теперь, написав эти строки, я почувствовала, что моя привязка к событиям далёкого прошлого ослабла, и мне удалось взглянуть на прошедшее под другим углом зрения и переоценить его. Теперь, спустя десятилетия после описанных событий, я поняла, что Ида Ивановна, настрочив на меня донос и тем самым вынудив уйти на другое предприятие, сама того не желая, сделала для меня благое дело. В МИЭА я начала заниматься разработкой физических моделей погрешностей гироскопов, что полностью отвечало моим устремлениям и наклонностям. Здесь я не могу не вспомнить замечание заведующего кафедрой физики МВТУ Кравцова Якова Васильевича, которое он сделал по моему поводу, студентки первого курса, ещё совсем юной, с длинными косами, одетой в летнее платьице с круглым воротничком с синей каёмочкой. После моего ответа по билету на экзамене он сказал: “У этой девочки исключительное чувство физики”. Именно поэтому в МИЭА я нашла себя как специалист, в то время как в ЦНИИАГ я была бы лишена возможности заниматься теми проблемами, которые мне посчастливилось решать на новой работе.

Первые успехи

Учась в МВТУ, мы мечтали о небе. Мы не собирались стать лётчиками, но все хотели разрабатывать новые приборы для самолётов. Когда по окончании института я была направлена на работу в головное предприятие оборонной промышленности, то сначала немного расстроилась, но потом включилась в его тематику и проявила к ней интерес. Немаловажным обстоятельством явилось также то, что наша фирма находилась совсем недалеко от моего дома. Теперь, после защиты кандидатской диссертации мне предстояло работать в головной фирме авиационной промышленности, чему я была несказанно рада.