– Это не с самолета штука. Это и правда непонятно что. Я еще могу поверить в экспериментальную модель, но такое уже ни в какие ворота не лезет. Вот, посмотрите сами. Стекло неровное – загнуто полукругом. Если потянуть сюда, то оно уезжает вбок, прячась внутри. Вот только форма у шлема такая, что там, спрятавшись, оно должно сильно выгнуться. А такого не может быть – твердое ведь очень. Можете потрогать, если не верите. И вообще, в нормальных шлемах стекла вверх откидываются – со времен рыцарских забрал так повелось. Бывают, правда, другие варианты, но не как здесь, а с физикой и логикой дружащие. Ну нет таких шлемов, чтобы стекло было одновременно твердым и гибким, да еще и прятаться в бок целиком.

– Может, секретность соблюдали, – предположил Снежок.

– Мал ты и глуп. Представляешь, сколько миллионов таких штук можно продавать для мотоциклистов, спортсменов, пилотов? Никакая секретность против таких бабок и минуты не выстоит.

Макс, не сводя взгляда со странного шлема, задумчиво произнес:

– Может, это пластик такой хитрый, а в продажу не пускают, потому что еще не испытанный.

– Ага, – радостно согласился Бродяга. – Значит, для мотоциклистов он не годится по причине того, что испытания не прошел, а пилотам в самый раз подходит? Ну спасибо, повеселил.

– Я не совсем это имел в виду. И вообще – может, это просто декорация одноразовая? Снимали фильм про космос или что-то в этом роде. Костюм на пилоте тоже странный – на помесь средневековых доспехов с трико похож.

– Нет, Макс, шлем этот не одноразовый. Провисел здесь под дождями и птицами не знаю сколько, а выглядит как новенький. Мяса на черепе не осталось, а это дело небыстрое.

Произнеся последние слова, Бродяга начал охлопывать тело пилота в поисках карманов, но, ничего не найдя, занялся креслом. Здесь его ждал успех – в фигурном выступе, служащем подлокотником для правой руки, обнаружился длинный нож причудливой формы: волнистое лезвие, усложненное сглаженными зубчиками почти по всей длине; рукоять со сложной гардой, надежно прикрывающей ладонь; фигурные вырезы в металле.

Подкинув трофей в руке, Бродяга врезал по ближайшему бамбуковому стволу, оценил размер возникшей зарубки и уважительно произнес:

– Вещь!

– Дай посмотреть, – жадно попросил Снежок.

– Пальцы не обрежь – острый очень, – буркнул Бродяга и занялся левым подлокотником.

Здесь тоже не обошлось без находок: на всеобщее обозрение выбрался черный агрегат, состоящий из трубки длиной сантиметров сорок, пары причудливых выступов в ее начале и середине, россыпи коротких зубчиков в торце. Покрутив эту штуку в руках, Бродяга вынес вердикт:

– Непонятная хрень. Кто-нибудь знает, что это такое?

Ответом было молчание. Но Бродяга не сдался:

– Чем-то смахивает на ту штуку, которой девки волосы завивают. Динка, не пользовалась такой?

– Нет.

– А, ну да, у тебя же прямые. Хотя я тоже думаю, что пилотам такая если и нужна, то уж точно не на случай аварийной посадки.

Изучив заднюю часть кресла, Бродяга уверенно на что-то нажал, несколько раз щелкнул креплениями и вывалил на землю плоский металлический чемодан веселой оранжевой расцветки.

– Это сто процентов или радиомаяк, или аварийный набор. Скорее последнее: маяк вроде в кресло должны монтировать намертво.

– Открой, – нетерпеливо попросил Снежок, позабыв про нож, который до этого осматривал с детским восторгом.

Бродяга не стал медлить – ему, как и всем, было невтерпеж. Так же легко справившись с защелками «чемодана», откинул крышку, оценил содержимое, довольно произнес:

– Вам со мной крупно повезло: я гений и во всем прав – это действительно аварийный комплект.

Не согласиться было трудно: присутствующим доводилось видеть содержимое контейнеров, поднятых со дна расселины, – там все было устроено похоже. Перегородки, разделяющие корпус на несколько отсеков, тщательно запечатанные свертки и коробки разных размеров. И уложено содержимое очень плотно – те, кто этим занимался, не оставили ни капли свободного места.

Пошарив по содержимому, Бродяга оторвал кусочек упаковочного материала, потеребил его в руках, зачем-то понюхал, задумчиво выдал:

– Никогда не видел такого пластика.

– Дай мне! – попросил Снежок и, получив требуемое, почти сразу вынес вердикт: – Это бумага.

– Бумага не тянется, как пластик, – возразил Бродяга.

– Пахнет бумагой, и похоже на нее, и даже шелестит, как бумага. Значит, это какая-то специальная бумага.

– Сам ты бумага.

Присев, Макс достал самый увесистый сверток, развернул, по ходу дела убедившись, что упаковка и впрямь какая-то необычная, чему уже не удивился, – товарищи говорили о том же, тем более что в этом кресле все было какое-то неправильное.

В свертке оказался тонкий диск диаметром сантиметров тридцать. Одна сторона сверкала золотым зеркалом, другая была смолисто-черной, торец – бледно-серебристым, испещренным все теми же нечитаемыми символами. Бродяга, развернув обертку увесистой коробки, с видом не менее озадаченным, чем у Макса, вытаращился на содержимое: аккуратные ряды толстых коричневых макаронин. Принюхавшись, неуверенно произнес:

– Похоже на что-то съедобное… Но не хочется это есть. Макс, а что у тебя?

– Не знаю. Но вряд ли съедобное. Тяжелый какой-то – будто из свинца.

– Динка, а ты такое когда-нибудь видела?

Та отрицательно покачала головой и отошла на пару шагов назад – ее больше других раздражал трупный смрад.

– Может, это и есть радиомаяк? – попытался сумничать Снежок.

Бродяга в этот момент разглядывал содержимое очередной коробки: бублик толстой пружины, внутри которой располагалось стеклянное кольцо, с виду пустотелое. Уставившись на эту вещицу все так же озадаченно, он покачал головой:

– Нет, Снежок, это не радиомаяк.

– А что тогда?

– А хрен его знает…

– Ребята: а вам не кажется, что все это вообще не с Земли? – наконец высказал Макс то, что начали подозревать все присутствующие.

– Инопланетная? – завороженно уточнил проникшийся Снежок.

– Я в языках плохо разбираюсь, но все эти символы ни на что не похожи. Это не латиница, не вязь арабская, не иероглифы восточные. Приглядитесь: каждый состоит из черточек строго одинаковой длины. Они соединяются под разными углами, выстраиваются в фигуры, но это правило никогда не изменяется: ни на диске, ни на спинке кресла, ни на парашюте ничего другого не написано – все те же наборы одинакового размера черточек. Не знаю, как вы, а я про такую письменность никогда не слышал.

– Макс, ты прав, – признал Бродяга. – И знаете, я не удивлен. Инопланетяне? А почему бы и нет? Мы и сами своего рода инопланетяне.