толкал огромный выходящий из стены рычаг, похожий на вымбовку от корабельного шпиля, и, словно в ответ на его усилия, медленно опускался, перегораживая проход, блестящий створ. Дюйм за дюймом полз грозный металлический занавес, грозя вот-вот перекрыть весь туннель и окончательно отрезать землянину путь к бегству.

Говард даже не подумал о том, что туннель за створом может вести совсем не туда, куда он так отчаянно стремился. Каким-то чудом былые храбрость и находчивость отчасти вернулись к нему, и он не повернулся и не бросился наутек, как сделал бы при виде бессмертных еще совсем недавно. Он понял, что должен совершить рывок, чтобы выбраться наконец из меркурианских подземелий – сейчас или никогда.

Землянин бросился на ничего не подозревающих оумнисов, целиком поглощенных своим занятием, и ударил ближайшего металлическим прутом. Меркурианин рухнул, клацнув по полу костюмом из моуффы. Второй бессмертный, толкавший вымбовку, не бросил своих трудов, а Говарду некогда было разбираться с ним, поскольку третий с поистине тигриным проворством отпрыгнул назад и наставил на него смертоносную трубку.

Огромный створ уже почти опустился – между ним и полом пещеры оставалось немногим более двух футов. Увидев это, Говард кинулся вперед в узкую щель, сначала на четвереньках, а потом и на животе, и ему удалось протиснуться под страшным металлическим занавесом.

Оказавшись на той стороне, он хотел вскочить, но обнаружил, что его что-то не пускает. Вокруг была кромешная тьма, но землянин исхитрился встать на колени и, ощупав себя руками, понял, чтó ему мешает. Опустившийся створ прищемил длинный чехол из моуффы, предназначенный для меркурианинской шпоры на правой ноге. Говард рвался на свободу, точно угодивший в капкан зверь. Костюм был очень прочным, и его крепко прижимал к земле тяжелый металлический занавес; казалось, выбраться не удастся.

А потом уже отчаявшийся Говард вспомнил, что костюм не застегнут на груди. Кое-как, с мучениями, он выбрался из костюма, сбросив металлическую оболочку, как ящерица шкуру.

Поднявшись на ноги, землянин поспешил во тьму. Фосфоресцирующую ветку он уронил, когда нырнул под створ, поэтому света у него больше не было. Босые ноги ступали по грубому полу с торчащими острыми камнями, тело обдувал ледяной ветер, холодный, точно смертоносное дыхание ледников. Проход вел вверх и местами превращался в нечто похожее на ступени, по которым Говард лез, спотыкаясь, падая и набивая страшные синяки. Потом он рассадил голову об острый выступ, торчавший из низкого потолка. По лбу и в глаза потекла теплая кровь.

Подъем делался все круче, а холод стал и вовсе непереносимым. Никто из оумнисов вроде бы его не преследовал, но Говард все равно боялся, что они поднимут створ и бросятся за ним в погоню, а потому торопливо лез дальше. Его все больше озадачивал крепнущий мороз, но здравый смысл и способность строить гипотезы совершенно его покинули. Голые руки, ноги и туловище покрылись мурашками, и Говарда колотил жестокий озноб, хотя он без устали бежал и карабкался.

Ступени стали ровнее и попадались чаще. Казалось, они уходят во тьму бесконечно; Говард постепенно приспособился к ним и шаг за шагом, ощупью продвигался вверх, лишь изредка спотыкаясь и падая. Разбитые ноги кровоточили, но от холода уже теряли чувствительность, а потому боли он почти не ощущал.

Высоко над головой Говард увидел круглое пятно тусклого света и, хватая ртом ледяной воздух, который становился все более разреженным и все хуже приспособленным для дыхания, бросился туда. Сотни, тысячи черных обледенелых ступеней пришлось ему преодолеть, прежде чем он приблизился к источнику света. Землянин вышел из пещеры где-то в долине под непроницаемо-черными небесами, в которых сияли холодные неподвижные звезды, а вокруг, куда ни кинь взгляд, раскинулись бесконечные угрюмые склоны и пики, застылые и безмолвные, точно ледяная смертельная греза. Мириадами граней переливались на них в звездном свете льды, а саму долину испещряли бельма бледных пятен. Одно из них располагалось прямо у выхода из пещеры, где на верхней ступеньке стоял землянин.

Он мучительно силился вдохнуть морозный разреженный воздух, тело его мгновенно окоченело, скованное оцепенением, а он все стоял, ошеломленно вглядываясь в открывшееся перед ним нагромождение ледяных гор. Он словно очутился в мертвой пропасти среди невыразимой вечной пустоты, где никогда не смогла бы существовать никакая жизнь.

Кровь смерзлась у него на лбу и щеках. Стекленеющими глазами Говард видел, что ступени ведут дальше вверх по склону ближайшей скалы. Вероятно, бессмертные вырубили их здесь для каких-то своих непостижимых целей, и эта лестница поднималась к самым ледяным вершинам.

То была не знакомая сумеречная зона Меркурия, откуда Говард попал в подземелья, но навечно лишенная солнца темная ночная сторона, где царил жуткий космический холод. Говард почувствовал, как ледяные пропасти и пики смыкаются вокруг него свирепым и суровым северным адом. А потом это ужасное понимание постепенно потемнело и потускнело, превратилось в смутную мысль, парившую над его угасающим сознанием. Говард рухнул ничком на снег; руки и ноги его уже заледенели и не гнулись; и милосердное омертвение сковало его окончательно.

Империя некромантов

Легенда о Мматмуоре и Содосме родится уже на последних оборотах Земли, когда веселые предания ее золотых дней будут давным-давно позабыты. Многие эпохи канут в прошлое, и там, где некогда были морские воды, воздвигнутся новые континенты, прежде чем придет время ее рассказать. И быть может, в тот день она поможет немного развеять жестокую тоску умирающей расы, утратившей надежду на все, кроме забвения. Я расскажу это предание так, как его будут рассказывать на Зотике, последнем континенте, под угасающим солнцем и грустными небесами, которые вечерней порой озаряемы чудовищно яркими звездами.

I

Мматмуор и Содосма, некроманты с темного острова Наат за усохшими морями, явились в Тинарат, чтобы заниматься там своим пагубным искусством. Однако в Тинарате они не слишком преуспели, ибо у жителей этой серой страны смерть почиталась священной и осквернить могильное небытие было не так-то просто, а воскрешение мертвых чарами некромантии считалось кощунством.

Посему в скором времени Мматмуору и Содосме, изгнанным из города разгневанными жителями, пришлось бежать на юг, в пустыню Синкор, населенную лишь скелетами и мумиями – они единственные остались от некогда могущественной расы, которую еще в стародавние времена сгубил Великий Мор.

Путь беглецов лежал по унылой растрескавшейся земле, выжженной лучами огромного солнца, что цветом напоминало едва тлеющий уголь. Один вид этих осыпающихся камней и занесенных песками безлюдных просторов привел бы в ужас обычного человека, и, поскольку колдуны оказались в этой бесплодной пустыне без еды и воды, положение их могло бы показаться