— Он и мой конгрессмен, — напомнил я. — И вы подписали контракт. Вы же читали его, не так ли?

Он повесил трубку. И до сих пор не расплатился.

Пожилая миссис Хеллбруннер позвонила как раз после Делаханти. Ее дом был выставлен на продажу уже три года и представлял собой все, что осталось от семейного состояния Хеллбруннеров. Двадцать семь комнат, девять ванных, зала, кабинет, студия, музыкальный салон, солярий, башни с бойницами для арбалетчиков, символический разводной мост с опускной решеткой и сухой ров. Не сомневаюсь, что где–нибудь в подвале должны существовать дыба и виселица для непокорной дворовой челяди.

— Как–то это неправильно, — сказала миссис Хеллбруннер. — Мистер Делаханти продал свой кошмарный спичечный коробок за один день и на четыре тысячи дороже, чем сам за него заплатил. Видит бог, я за свой дом прошу всего лишь четверть его истинной стоимости.

— Да, но на вашу собственность должен быть весьма специфический покупатель, миссис Хеллбруннер, — заметил я, имея в виду сбежавшего из психушки маньяка. — Но когда–нибудь он появится. Недаром же говорят, что на каждого покупателя есть свой дом, и на каждый дом — свой покупатель. Не скажу, что здесь мне каждый день попадаются люди, по внешнему виду которых можно понять, что им по карману приобретение недвижимости ценой в сотню тысяч долларов, но рано или поздно…

— Когда мистер Делаханти обратился к вам как клиент, вы тотчас же принялись за работу и заслужили свои комиссионные, — продолжала она. — Почему бы вам не сделать то же самое для меня?

— Мы просто должны проявить терпение. Дело в том…

Она тоже повесила трубку, а в следующий момент в дверях офиса я увидел высокого седовласого джентльмена. Что–то в нем — а может, и во мне — вызвало у меня желание встать по стойке смирно и подтянуть мой свисающий живот.

— Да, сэр! — воскликнул я.

— Это ваше? — произнес он, протягивая вырезанное из утренней газеты объявление таким жестом, словно возвращал выпавший из моего кармана грязный носовой платок.

— Да, сэр. Усадьба Хёрти, сэр. Я подавал объявление, совершенно верно.

— Это усадьба, Пэм, — сказал он, и я увидел высокую, одетую в темное женщину. Она смотрела не прямо на меня, а куда–то над моим левым плечом, словно я был метрдотелем или еще какой–то малозначительной фигурой из обслуживающего персонала.

— Плавательный бассейн в порядке? — поинтересовалась женщина.

— Да, мэм. Два года как построен.

— Конюшни в рабочем состоянии? — в свою очередь спросил мужчина.

— Да, сэр. Мистер Хёрти в настоящее время держит в них своих лошадей. Недавно побелены, проведена противопожарная обработка и все прочее. Он просит за усадьбу восемьдесят пять тысяч, цена окончательная. Вас это не смущает, сэр?

Он скривил губу.

— Я заговорил о цене, потому что некоторые…

— Мы разве на них похожи? — перебила меня женщина.

— Нет, разумеется, нет! — Действительно, вид у них был совершенно иной и с каждой секундой все больше ассоциировался в моем сознании с четырьмя тысячами двумястами пятьюдесятью долларами комиссионных. — Я немедленно позвоню мистеру Хёрти.

— Скажите, что полковник Брэдли Пекэм с супругой интересуются его собственностью.

Пекэмы приехали на такси, поэтому мне пришлось везти их в усадьбу Хёрти на своем старом двухдверном седане, за который я принес извинения и, судя по выражению их лиц, совсем не напрасно.

Их лимузин, рассказали они мне по дороге, начал издавать невыносимый скрип, и его пришлось оставить в автомастерской, хозяин которой поклялся своей репутацией, что найдет источник этого скрипа и устранит его.

— А чем вы занимаетесь, полковник? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

— Занимаюсь? — переспросил он, удивленно вскинув брови. — Тем, что меня интересует. Или, в моменты кризисов, тем, в чем больше всего нуждается родина.

— В настоящее время разбирается с ситуацией на «Национальных Сталелитейных заводах», — добавила миссис Пекэм.

— Странное дело, — подхватил полковник. — Но, тем не менее, продвигается, продвигается.

Мистер Хёрти ждал нас на пороге своего дома — в твидовом костюме, сияющих ботинках, в приподнятом настроении. Семья его в это время была в Европе. Как только я исполнил формальную процедуру знакомства, полковник с женой перестали обращать на меня внимание. Впрочем, за четыре тысячи долларов Пекэмам еще нужно было как следует постараться, чтобы моя гордость почувствовала себя уязвленной.

Я вел себя тихо, как сторожевая овчарка или дорожный чемодан, и слушал добродушные шутки, которыми со светской непринужденностью обменивались продавец и покупатели восьмидесятипятитысячной недвижимости.

Их не занимали такие мелочи, как стоимость отопления, величина налогов или сухость в погребе. Они были выше этого.

— Очень рада, что здесь есть теплица, — говорила миссис Пекэм. — У меня были большие надежды в связи с этим домом, но в объявлении про теплицу сказано не было, и я молилась, чтобы она тут оказалась.

Никогда не следует недооценивать силу молитвы, заметил я про себя.

— Да, полагаю, она у вас в хорошем состоянии, — обратился полковник к Хёрти. — Я лично очень доволен, что у вас настоящий добротный бассейн, а не какая–нибудь бетонированная лужа.

— Думаю, вам будет любопытно узнать, — ответил Хёрти, — что вода в бассейне не хлорируется. Она облучается ультрафиолетовыми лучами.

— Я на это рассчитывал, — сказал Пекэм.

Хёрти только хмыкнул.

— А лабиринт у вас есть? — поинтересовалась миссис Пекэм.

— То есть? — не понял Хёрти.

— Лабиринт из живой изгороди. Очень живописно!

— К сожалению, нет, — покрутил ус Хёрти.

— Ничего страшного, — великодушно заметил полковник. — Это мы сами сделаем.

— Да, конечно, — кивнула жена, после чего тихонько выдохнула «о боже» и схватилась за сердце. Глаза закатились, и она начала медленно оседать.

— Дорогая! — подхватил ее полковник за талию.

— Прошу… — выдохнула она.

— Какой–нибудь стимулятор! — воскликнул полковник. — Бренди, что угодно!

Хёрти, перепугавшись, схватил графин и плеснул в стакан бренди.

Супруга полковника пригубила немного, и щечки ее начали розоветь.

— Еще, дорогая? — спросил полковник.

— Глоточек, — шепнула она.

Когда с бренди было покончено, полковник понюхал стакан.

— Видит бог, какой приятный букет! — проговорил он, возвращая стакан Хёрти. Хёрти не замедлил наполнить его снова.

— Божественно! — подтвердил оценку полковник, еще раз принюхавшись и попробовав напиток на вкус. — Первый класс! М–м… К сожалению, все меньше остается людей, которые действительно умеют ценить тонкости в жизни. Большинство ведь хвать–хвать — и несутся дальше в какой–то бешеной гонке.