Гизор настолько жаден и туп, что не обновил аркан? Или дело в чём-то ещё?

— Приветствую, — поздоровалась я. — Ты к нашей зельеварке?

Лодиака всхлипнула и кивнула. Я отперла дверь блока и постучалась к шатенке. К счастью, та была на месте и не успела ускакать на очередное свидание.

— Ох, проходите… — смущённо распахнула дверь своей спальни Горрия.

Да, сотрудники академии к нам ещё не наведывались. Только студентки. Хозяйка комнаты присела на кровать рядом с гостьей, а я устроилась на свободном стуле. Слёзы из глаз Лодиаки полились сплошным потоком.

— Вот, возьмите, это немного вас успокоит, — протянула шатенка одну из своих пастилок, запахло лиймом. — И расскажите, какое именно зелье вам нужно.

— Ре… ребёночка вытравить… — горько проговорила Лодиака, и по тому, как она сказала это «ребёночка», сразу стало понятно, что делать этого она не хочет.

Девушки обычно говорили «избавиться от плода». Или «прервать беременность». Или даже «сделать аборт». Но не «вытравить ребёночка».

— Лоди, а ты уверена, что этого хочешь? — вкрадчиво спросила я.

— Нет, не хочу-у-у, — замотала буфетчица головой, — но он сказал, что прибьёт меня, если я не вытравлю. Он… обсчитался с арканом… и меня бро-о-осил! — взвыла девушка и спрятала заплаканное лицо в пухлые ладони.

Сволочь Гизор. Впрочем, никакой новости в этом нет. И зачем Лодиака с ним вообще спуталась? Возраст должен ума прибавлять, а не проблем!

— Он мне денег дал… вытрави-и-ить, — прорыдала она. — И сказал забы-ы-ыть…

— Ну хоть денег дал, — Горрия осторожно погладила гостью по плечу. — А то, бывает, и не дают. Не плачьте, аборт — это не так больно и тяжело, как может показаться. А ребёночка всё же стоит растить с достойным человеком, а не с тем, кто чуть что — и бросил.

— А я не хочу-у-у, — захлёбываясь слезами, часто и судорожно втягивала воздух буфетчица. — Не хочу-у-у вытравлива-а-ать…

Очень плохая идея — эту беременность оставлять. Если это ребёнок Гизора, то скрыться будет совсем непросто. Если Крам не совсем уж идиот, то через пару месяцев проверит, носит ли бывшая любовница под сердцем его бастарда или нет.

Горрия растерянно посмотрела на меня. Да уж, одно дело зелье продать, а другое — выслушивать покупательницу. И жалко её, дурынду великовозрастную, но и решение такое принять она может только сама.

— Зачем я только с ним связала-а-ась, — простонала Лодиака.

Вот уж вопрос на тысячу доблонов. Понятно же, что такие мезальянсы только в сказках работают. А в реальной жизни буфетчица для племянника короля — постельный ресурс и расходный материал. И не его вина, что пышногрудая на это согласилась. Надо думать, за косы в постель к нему никто её не тянул. Но всё равно жалко…

— А ты уверена, что беременна? — на всякий случай спросила я.

— Да! Я ж даже к целителю ходила… Давно знаю. Про-просто сказать не реш-шалась, — чуть заикаясь ответила Лодиака. — А вчера вот реши-и-илась!

— Вы пастилку-то съешьте, — настойчиво предложила Горрия. — И полегче станет. А там уж сами думайте — потянете вы одна ребёнка или нет. Тут мы ничем помочь не сможем.

— Кто же знал, что он тако-о-ой? — взвыла Лодика.

Э-э-э, да как бы все, у кого глаза и мозги есть, знали. Гизор ведёт себя так, что и сомнений никаких не остаётся. С таким же успехом мог бы на лбу себе написать: «Я мудак и горжусь этим, потому что больше нечем». Видимо, не написал, потому что не уместилось. Лоб-то там не три вары в ширину. Но разве такое рыдающей женщине скажешь? А хочется. Когда кто-то делает глупости, а потом приходит на твоё плечо реветь, всегда хочется сказать: «Потому что думать надо головой, а не задом и тем более не передом!». Но молчишь. Жалко же человека. Вот и молчишь. А если и скажешь, то осторожно, много позже, когда немного отболело, и появляются силы не только оплакивать ошибки, но и учиться на них.

— Лодиака, съешьте пастилку, — с нажимом попросила Горрия, когда рыдания усилились. — И слезами море не наполнишь. Вы успокойтесь и подумайте — нужно вам зелье или нет. И тогда уже приходите, у меня запас всегда есть. Но я вас сразу предупрежу, что после третьего лаурдебата прерывание уже только у целителя можно сделать. Зелье либо не сработает, либо сильное кровотечение вызовет, либо уродство у малыша. У вас какой срок?

— Два лаурдебата, — всхлипнула буфетчица.

— Ещё пару пятидневок есть время подумать. Поговорите с родителями, финансы посчитайте, может, с любовником вашим ещё раз ситуацию обсудите… — предложила шатенка, но я тут же возразила:

— А если ваш любовник человек не очень порядочный и при этом довольно могущественный, то лучше бегите от него к дальней родне куда-нибудь на другой остров, и там уже малыша растите. Ведь если это высокопоставленный человек, то бастард ему может быть поперёк горла. Так что будьте осторожны.

Зельеварка удивлённо воззрилась на меня. Мол, откуда у Лодиаки высокопоставленный любовник? Ох, знала бы ты, Горрия. И я бы, может, тебе и рассказала, но если слухи по академии поползут, то хуже от этого только самой буфетчице будет. Несложно догадаться, на ком решит выместить гнев Гизор, если об их тайной связи станет известно.

Лодиака смотрела на меня несчастными заплаканными глазами.

— Я хочу оставить ребёнка-то… да… — тихо пробормотала она.

— Тогда лучше ничего никому не говори, особенно своему любовнику. Поднакопи денег, подготовься к переезду, а потом просто исчезни. Только убеди его, что аборт сделала. Приди, поплачь, как тебе плохо было. Может, он ещё денег даст. Главное, чтобы он уверился, что ты зелье приняла.

— Хорошо. Спасибо… — пролепетала пышногрудая и несколько раз громко шмыгнула носом.

— Пожалуйста. А теперь иди отдыхай. Если решила ребёнка оставить, то соблюдай режим. Спи, ешь и постарайся поменьше нервничать. Но лучше всё же подумай ещё раз — спокойно растить малыша тебе никто не даст, если о нём узнают.

Лодиака завороженно кивнула, попрощалась с нами, засунула наконец в рот пастилку и ушла.

— Ты что-то знаешь! — обвинительно воскликнула Горрия, когда за гостьей закрылась дверь.

— Догадываюсь.

— Тогда давай внесём имя в список! Иначе могут быть другие пострадавшие…

— Я ни в чём не уверена.

Кто знает, может, если выяснится, что Гизор не освоил непремудрую науку предохранения, то к нему, наоборот, толпа желающих забеременеть кинется. Нет уж, такого праздника жизни он не заслужил.

Приняв ванну, я забралась в постель и закрыла глаза. Лодиаку жалко. Надо, наверное, денег ей дать. Если она решит ребёнка оставить, туго ей придётся. А я что-нибудь из вышивки всегда могу продать,