Апокавк отрицательно покачал головой:

— Нет, эти бродяги тут не при чем. Среди них достаточно честных людей, чтобы не творить беспорядков. — Он с отвращением сплюнул себе под ноги. — Я говорю о людях Дракса.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не тяни же, парень! Говори! — кричали легионеры.

Сердце Марка упало. Его охватило предчувствие беды.

— Этот ублюдок, пират, — проговорил Апокавк, — его послали за Бычий Брод, чтобы он усмирил мятежников, так теперь он возомнил себя королем. Дракс, грязное, вонючее порождение Скотоса… Он украл у нас западные провинции!

Впередсмотрящий прокричал с бочки, укрепленной на вершине мачты “Победителя”:

— Земля!

— Благодарение богам! — хрипло вымолвил Виридовикс. — Я уж думал, они нас забыли.

Обычно загорелое лицо галла было сейчас бледным. Рыжие волосы слиплись от пота. Виридовикс ухватился за канаты, ожидая нового приступа тошноты. Долго ждать не пришлось Новый порыв ветра донес с камбуза вонь горячего прогорклого жира и жареной рыбы. Виридовикс перегнулся через борт. Слезы струились по его щекам.

— Уже три дня! Три дня! Я стал бы трупом, если бы плавание продлилось неделю! — Несчастный кельт говорил на своем родном языке — языке, которого никто на борту корабля (никто во всем этом мире!) не мог понять.

Но вовсе не это обстоятельство послужило причиной веселого любопытства команды. Воды Видесского моря были спокойны, как гладь стекла. Морякам казалось странным, что кто-то мог страдать от качки в такую ясную погоду.

Виридовикс пустился на все лады проклинать свой чувствительный желудок, но внезапно оборвал тираду, когда тот взял реванш.

С верхней палубы спустился Горгид. Он нес чашку горячего мясного бульона. Грек мог отказаться от медицины ради того, чтобы посвятить себя написанию исторической книги, однако в душе все равно оставался врачом. Мучения Виридовикса вызвали у него сочувствие, тем более что сам он не испытывал никаких неудобств и не мог понять слабости кельта.

— На-ка, выпей, — сказал грек.

— Уйди ты от меня! — взвыл Виридовикс. — Убери это пойло. Я не голоден.

Горгид гневно взглянул на своего товарища. Если что-то и могло взбесить грека, так это упрямый и глупый пациент.

— Ты собираешься блевать на пустой желудок? Все равно тебе предстоит маяться, пока мы не станем на якорь. Так тебе, по крайней мере, будет чем рвать.

— Ненавижу море! Будь оно проклято, — сказал галл, глотая бульон под безжалостным взглядом Горгида.

Спустя короткое время беднягу опять стошнило.

— Чума! Чтоб боги покарали того негодяя, который построил первый корабль! Позор мне, что попал сюда из-за женщины!

— А чего ты, собственно, ожидал, путаясь с любовницей Императора?

Вопрос Горгида был чисто риторическим. Характер Комитты Рангаве обжигал хуже ядовитой кислоты. Когда Виридовикс отказался бросить ради нее остальных своих подруг, Комитта пригрозила нажаловаться Туризину — дескать, Виридовикс ее изнасиловал. Этим и объяснялось стремительное исчезновение кельта из столицы.

— Вероятно, ты прав, о мудрый наставник и учитель, но можешь не читать мне нотацию. — Виридовикс смерил грека взглядом зеленых глаз. — Я, по крайней мере, не бегу от самого себя.

Врач хмыкнул. Слова Виридовикса были слишком близки к истине. Кельт, конечно, варвар, но дураком его никак не назовешь.

А Квинт Глабрио мертв. Горгид смотрел на его остывающее тело. Просто смотрел. Он, врач, был бессилен. И с тех пор медицина, которой он отдал свою жизнь, казалась ему пустой и бесполезной. Какой в ней толк, с горечью спрашивал себя Горгид, если она не помогла ему спасти близкого человека?

Историческая наука дала ему новую цель в жизни. По крайней мере, история не сыпала соль на его незаживающие раны. Горгид не был уверен, что сумел бы объяснить все это кельту. Да он и не собирался пускаться в объяснения. Однако фраза Виридовикса подвела черту под его собственными размышлениями о своем поступке.

Ариг, сын Аргуна, подошел к ним и таким образом спас Горгида от трудного разговора. Даже кочевник из далеких степей Шаумкиила — и тот с легкостью переносил плавание.

— Ну, как он? — спросил Ариг. Видессианская речь аршаума была окрашена цокающим акцентом.

— Не слишком, — отозвался грек. — Но если земля уже в пределах видимости, значит, скоро мы будем в Присте. Может быть, даже сегодня к полудню. Это сразу вылечит его.

Плоское смуглое лицо Арига оставалось, как всегда, невозмутимым, но в его хитрых раскосых глазах появилось веселое выражение.

— А лошадь-то тоже раскачивается на бегу, Вридриш, — обратился он к страдальцу-кельту. — Ты, часом, не помрешь от качки во время верховой езды? Нам предстоит до-олго сидеть в седле!

— Нет, от верховой езды я не… Ах ты, змея-аршаум, — произнес Виридовикс, вложив в проклятие по адресу друга всю энергию, какая еще оставалась в его измученном теле. — Убирайся ты к воронам, не то я наблюю на твои дорогие сапоги из овечьей кожи.

Ухмыляясь, Ариг удалился.

— Качка, — пробормотал Виридовикс. — От одной только мысли меня в дрожь бросает. О, Эпона не дозволит, чтоб такое случилось!

— Эпона — кельтская богиня-лошадь? — спросил Горгид, которого всегда интересовали обычаи и верования других народов.

— Да. Я много раз приносил ей жертвы, хотя в Империи не делал этого. — Кельт выглядел виноватым. — Думаю, мне надо бы почтить ее как следует, когда мы доберемся до Присты. Если только я доживу до этого часа.

* * *

Приста, далекий пограничный пост Видесса, стояла на краю безбрежного моря травы. Там жило не более десяти тысяч человек. Могучие стены и крепостные башни этого небольшого города были, пожалуй, самыми мощными во всей Империи — за исключением одной лишь столицы.

Отсюда имперские интриганы стравливали друг с другом разные племена кочевников, здесь они привлекали их на службу Видессу. Кочевникам же этот город был нужен для торговли. Сало, мед, воск, звериные и овечьи шкуры, мех, рабов отдавали в обмен на пшеницу, соль, вино, шелк, благовония из Видесса.

Многие хаморские каганы уже не раз пытались захватить Присту. Стены не всегда оказывались достаточно действенной защитой от их набегов. Прошлое Присты было весьма бурным.

В этом городе можно было увидеть большие красивые дома с мраморными и гранитными колоннами, выстроенные в классическом видессианском стиле, — и рядом с ними грубые хижины из плохо отесанных бревен, глинобитные хибары, а на открытых пространствах — разбитые степняками шатры, крытые цветными полотнами. Издалека они напоминали семейства мухоморов, выросших посреди города.

Хотя в Присте стоял видессианский гарнизон и имелся имперский губернатор, большая часть населения имела среди предков кочевников, и в жилах горожан текла смешанная кровь хаморов, аршаумов и видессиан.