Интуиция подсказывала, что он опасный человек. Похоже, он привык брать то, что ему захочется, и плевать на последствия.

И все же Эмили постаралась взять себя в руки и не позволить своим страхам управлять собой. Отец научил ее быть сильной и не пасовать перед трудностями. Страх, которому смотришь в лицо, редко оказывается таким сильным, каким ты его себе представляешь.

– Вам придется очень постараться, милорд, – сказала Эмили, обращаясь к Дрейвену. – Вы увидите, что меня нелегко напугать.

Дрейвен отвел взгляд, и Эмили заметила, как погрустнело его лицо.

– Извините меня, я должен посмотреть, как там мои люди.

Дрейвен встал и пошел прочь. Эмили заметила, что он слегка припадает на правую ногу.

– Вы должны простить моего брата, миледи. Его нелегко узнать, – проговорил Саймон.

– А почему так? Саймон помолчал, делая вид, что занят едой, затем как-то неуверенно улыбнулся и проговорил:

– Я никогда не стану выдавать тайны брата. Достаточно сказать, что у него была очень трудная жизнь.

Эмили нахмурилась:

– Трудная жизнь? Для тех, кто предан королю, он герой. О нем слагают легенды и песни. Я могу не задумываясь назвать песен двадцать. Как может столь обожаемый…

– Миледи, Дрейвен – человек, а не миф. Он бесстрашный воин, потому что воевать – это все, что он умеет делать.

Эмили посмотрела на Дрейвена, стоявшего рядом со своей лошадью, и вдруг поняла, что имеет в виду его брат. Она знает этот тип людей, о котором говорил Саймон. Человека с колыбели обучают сражаться. Большая часть дворян – к ним можно отнести и ее отца, и Саймона – в детстве живут без тревог и забот, а примерно в шссть-семь лет их отдают на воспитание друзьям дома или в какое-либо более знатное семейство, чтобы их там обучали учтивым манерам и военному искусству.

Но некоторые отцы ожидают от своих сыновей большего. Этим сыновьям никогда ничего не показывают, кроме войны, и теперь понятно, почему лорд Дрейвен акой замкнутый. Он провел всю жизнь на поле битвы.

– У вас разные отцы? – спросила Эмили, припомнив слова Саймона о том, что его отец пал в сражении.

– Да, миледи. Мой отец был скорее менестрелем, чем рыцарем. На него можно было положиться в битве, но не более того.

– А отец Дрейвена?

Саймон снова помолчал. Эмили посмотрела ему в лицо и неожиданно вздрогнула от его взгляда.

– В сражении он был непобедим. Мне рассказывали, что некоторые войска сдавались, едва заметив его стяг.

Эмили тоже слышала об этом. Гарольд из Рейвенсвуда был известен своей жестокостью.

– Почему вы его ненавидите?

– Вряд ли вы мне поверите, если я расскажу.

Но прежде чем Эмили успела задать очередной вопрос, Дрейвен скомандовал всем отправляться в путь.

Остатки провизии сложили в корзину, и кавалькада тронулась с места.

Эмили погрузилась в свои мысли. Она копалась в старых воспоминаниях о том, что она знает об отце Дрейвена. Он умер почти двенадцать лет назад, незадолго до смерти матери Эмили. Она вспомнила, как ее отец говорил о смерти отца Дрейвена за ужином.

– Я слышал, что неделю назад дьявол призвал к себе Гарольда Рейвенсвуда, – сказал тогда отец.

– Гарольд умер?! – воскликнула мать.

– Да, и, как мне сказали, от руки собственного сына.

От этих слов Эмили пришла в ужас тогда. Она представить себе не могла, что кто-то способен убить родного отца. И это было в ее представлении самое страшное.

Случилось ли это из-за земель, как ей сказали, или здесь кроется нечто большее?

Хотя лорд Дрейвен и произвел впечатление грозного и опасного человека, тем не менее Эмили плохо ве-рилось во все эти россказни о его холодной жестокости. Да, она могла поверить подобным рассказам, если речь шла о Найлзе или Теодоре, В их глазах было столько холодности, злобы и жестокости. Во взгляде лорда Дрейвена не было ничего подобного. Его холодность – это, скорее, внутреннее свойство, и обращено она скорее всего на самого себя, чем на других.

Конечно, очень может быть, Эмили просто обманывается, замечая во взгляде Дрейвена только то, что ей хочется замечать. Как это делает Джоанна в отношении Найлза.

– Но я не так глупа, – прошептала Эмили. – По крайней мере надеюсь, что не так.

Уже смеркалось, когда они въехали во двор замка Рейвенсвуд. Эмили знала, что Рейвенсвуд граничит с землями ее отца на юге, но не догадывалась, насколько близко расположены владения графа.

Более мрачного места, чем замок Рейвенсвуд, Эмили еще не видела.

Конечно, ей трудно было сравнивать, поскольку она знала только замок отца. Тем не менее ей казалось, что вряд ли на земле можно найти менее гостеприимное место, чем замок, перед которым она сейчас стояла.

Все вокруг выглядело мрачным, угрюмым и неприветливым.

В неухоженном дворе не видно ни цветка, пи кустика. Все заросло сорняками.

Кучка тощих кур с кудахтаньем клевала что-то па унылой земле, а на задворках бродили собаки.

Вечер еще только начинался, но на дворе находилась всего горстка людей. Никто из них не обратился с приветствием к своему лорду. Каждый занимался споим делом: кто-то доставал из колодца воду, кто-то обихаживал лошадей, кто-то увязывал в тюки сено – и все словно боялись даже взглянуть в сторону своего господина. Дохлые вши, наверное, двигаются быстрее, чем эти люди, подумала Эмили и нахмурилась. Затем ода повернулась в седле, чтобы посмотреть на внутренний двор.

– Что вы ищете, миледи? – спросил Саймон.

– Знак, говорящий о том, что это врата в преисподнюю, – ответила Эмили и тут же, испугавшись своих слов, прикрыла рот рукой.

Саймон громко расхохотался, запрокинув голову назад.

– Берегите свое чувство юмора, миледи, – проговорил он, когда закончил смеяться. – Вам оно еще пригодится.

Саймон спешился и передал поводья своему сквайру.

– И не бойтесь, что обидите меня. У меня шкура толстая, как у кабана.

– И дурная голова под стать, – пробормотал Дрейвен. Он тоже спешился и передал поводья юному помощнику конюха.

– Совершенно верно, – согласился Саймон, взглянув на брата. – Но именно поэтому ты так меня любишь.

Дрейвен снял шлем, кольчужную шапочку и доспехи и отдал их своему сквайру.

– Есть одна вещь, которая мне очень нравится, если говорить о тебе.

– Какая же?

– Твое отсутствие.

– Теперь вы понимаете, почему у меня толстая шкура? – проговорил Саймон с невозмутимым видом, обращаясь к Эмили.