детского чувства, искренного чувства, как когда двум хорошим людям очень приятно находиться вместе и общаться друг с другом. Конечно, читатель уже поморщился — как де может подонок наркоман считать себя и свою потаскуху подругу хорошими людьми. Но я же сказал в самом начале, что отношения наши подобны двум минусам, из которых вышел плюс, — вот, видимо, мне и причудилось такое блаженство на один вечер, пока мы были даже и физически один поперёк другого, то есть как бы плюсом, — согласитесь, это очень смешно — такое совпадение.

А дальше произошла катастрофа.

Я уснул у неё на ногах. Я понятия не имею чем она занималась во время моего сна, — наверно тупила в свой мобильник, — что же ещё она могла делать, не книжку ведь читать. Мне ничего не снилось, но помню, что и во сне мне было так же хорошо, как и наяву.

Когда я открыл глаза, пробудившись, то первое, что я увидел, это орущего на Катю Славика. Я не мог ничего сообразить — почему он орёт? Спросонок я сообразил, что он в чём-то обвиняет её, я слышал, что он припоминает ей какие-то старые грехи перед ним.

Я стал приподниматься, — вернее, хотел было приподняться, но тут же меня поразило неприятное (ой какое неприятное) чувство, что сказка закончилась… Я был похож на Золушку после бала… Мне хотелось чтобы сказка продолжалась хотя бы ещё мгновенье, а лучше два или три. Я как полоумный продолжал лежать у Кати на коленях, не обращая внимания на приревновавшего её Славу и нс её не менее гневные оправдания и ответные упрёки. Поверите ли, если скажу — я даже хотел было притвориться опять спящим, — и хорошо, что не притворился, потому что это бы заметили.

Вся эта трансформация из сказки в реальность длилась во мне по-видимому не более полуминуты. После этого я предпринял вторую попытку встать и её уже я реализовал.

Славик не стал мне бить рожу сразу, видимо потому, что как-то сжалился надо мной, понимая в каком я состоянии, — и наверно решил, что даже если он набьёт мне беззащитному рожу, то я могу забыть побои когда проснусь на следующее утро.

Но вот что было в последующие дни — это самое тяжёлое, что я могу вспомнить из всего, что со мной случалось. К слову, опять это чёртово сходство с Инь и Янь! Неужели это совпадение, что после самого сказочного вечера в моей жизни случились самые невыносимые дни, и в таком несоотносимом перевесе!

* * *

По прошествии двух дней я так же, как и в прошлый раз, отправился к дяде Вадиму, и так же без копейки денег. Я понимал, что он мне и так слишком уже помог забесплатно, но что же было делать. Эти два дня я не появлялся в компании и никого не видел. Когда я достучался к дяде-Вадимову в железную калитку его огромного шикарного дома, — так как в домофон мне никтт не отвечал, — и когда он наконец вышел, то я уже был готов к каким-нибудь угрозам или даже побоям за то, что не отдаю долг, да ещё и так нагло ломлюсь к нему. Но дядя Вадим встретил меня вновь по-отечески, чего я никак не ожидал.

— То, за чем ты пришёл, я тебе конечно не дам. А вот слушай совет: Славик на тебя очень обижен. Если даже захочешь с ними увидеться, то по крайней мере обожди, пока он остынет.

Я не стал этого говорить дяде Вадиму, что я так «обжидал» целых два дня. Я подумал: значит больно уж задел самолюбие Славика мой невинный флирт в тот вечер с его красавицей. Я нашёл в себе какие-то благородные остатки сил и сказал:

— Спасибо, дядя Вадим, за совет. Клянчить не буду, — знаю, что и так по гроб жизни Вам обязан. И это не фигура речи! Если бы вы в тот вечер меня не подогрели, то я может быть на самом деле умер, — так уж мне было совсем невмоготу.

Я отправился — куда бы вы думали? В парк. Настроение моё чуть было только лучше, чем в прошлый раз, и физическое здоровье так же. На свою ли удачу, или наоборот, в парке я никого не застал. Вернее, было там несколько типов, которые мне сообщили, что мои друзья недолго были и куда-то уехали. Телефона у меня не было, — его я давно продал по дешёвке, в один из вечеров. Я знал ещё одно место, где их можно застать, — это двор одного из друзей. В этот вечер моих поисков день числился рабочим, а не выходным и не пятницей, так что вряд ли он могли уехать в клуб. Они нередко бездельничали в том дворе, я решил направиться.

Чего я хотел от них? Я сам не знаю. Да, были в компании те, которые могли подогреть, что называется, — то есть угостить. Угостить если и не тем, что мне требовалось, то хотя бы чем-нибудь полегче.

Но всё-таки это было не то. Причина была глубже… К тому же, при такой накалённой обстановке, о которой стало мне известно от дяди Вадима, ничего кроме, как минимум, скандала меня не ожидало. Я боюсь показаться смешным, если всё-таки признаюсь, что шёл туда — на свой страх и риск — к ней, к Екатерине. Будто она теперь была моим наркотиком. И если я её добьюсь, то стану как бы “независимым наркоманом” — наркоманом, который управляет своей зависимостью! Да, это бред…

До того двора возле убогой малосемейки было не так далеко — километров пять… Я пришёл к ней уже затемно. Они были там — это я понял ещё метров за сто по шумному разговору, — ору и смеху, — и громкой музыке.

Я приблизился к ним точь-в-точь как в сцене какого-нибудь фильма, когда все замолкают при виде некого странного нежелательного субъекта. По этому молчанию я понял, что на всякий случай руку для пожатия тянуть никому не стоит, чтобы не быть униженным в случае бойкота. Но Славик сам протянул свою мне — и протянул так дерзко, так искусственно, что по одному этому можно было предположить — что-то будет.

— Здорово, дружище! — сказал он не в меру громко.

Я