Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пива хочешь? – издевательски спросил Константин и, увидев, что Васильев согласно кивнул головой, добавил, – А я не дам. Потому что нету.
Васильев молча курил.
– Денег давай! – Константин был серьёзен. – Давай тринадцать семьдесят пять.
Я праздничный набор принесу. А ты, пока я бегаю, кошку покорми. Она хоть и жульническая кошка, но кушать тоже хочет.
Васильев молча вынул из бумажника пятнадцать рублей. Положил их на стол.
– Тут сдача выйдет, – озаботился Константин, – Сдачу куда денем?
– Пирожных купи себе. – мрачно посоветовал Васильев. У него всё не проходил вчерашний холодок ужаса в животе, когда он увидел в зеркале свои глаза.
Васильев накормил появившуюся Милку, постоял под холодным душем и выбрился. А когда оделся, за окном уже ревела в репродукторах «Москва майская».
Васильев хотел было закрыть окно, но диктор в это время понёс такое, что Васильев решил дослушать до конца.
По многочисленным просьбам трудящихся сегодня в Москве в Кремлевском дворце съездов в очередной раз начинает работу XXVI съезд Коммунистической партии Советского Союза. Сегодняшний съезд создаст ещё более праздничное настроение у нашего народа.
«Ум, честь и совесть нашей эпохи», – так назвал Владимир Ильич Ленин созданную им партию коммунистов. Вся наша действительность свидетельствует, что Коммунистическая партия достойно выполняет роль политического вождя рабочего класса и всех трудящихся. Вооруженная марксистско-ленинским учением, обладая силой научного предвидения, партия руководит великой созидательной силой строительства.
Поэтому наш народ безгранично доверяет партии, всецело поддерживает ее внутреннюю и внешнюю политику, поэтому неколебим в народных массах авторитет партии как революционного авангарда, уверенно ведущего страну ленинским курсом к коммунизму. В единстве партии и народа – неодолимая сила советского общества.
Политбюро Центрального Комитета заявило сегодня, что готово повторять Съезд ежемесячно…»
После этого духовой оркестр начал играть бравурное и в кухне появился Константин с двумя пакетами в лапах.
– Задержался малость. – проворчал Константин и поставил пакеты на стол, – Очередь собралась – не протолкнуться. Хорошо что знакомый из 86 дома стоял. Я к нему и притёрся. А то бы стоять мне до Нового года.
Васильев развернул пакет побольше. Там была трёхсотграммовая бутылочка Рижского бальзама, банка шпрот, банка сайры, банка болгарских маринованных огурцов, кружок колбасы и пачка гречневой крупы. Словом, всё что надо, для того, чтобы достойно встретить праздник.
Васильев пододвинул гречку к Константину:
– Бери, если хочешь.
– Возьму. – согласился тот, – Как не взять, если дают?
Он моментально спрятал пакет в недрах ватника и посоветовал Васильеву:
– Ты давай, на работу иди. А мы тут с твоей кошкой в картишки пока перекинемся.
Тут же в кухне появилась Милка, перекусила и спросила деловито:
– На что играем, Лохматый?
– А на пирожные? – предложил Константин.
– Не… – Милка недовольно покрутила головой, – Я пирожных не ем. Потом подумала и выдала свой вариант:
– Давай на щелбаны.
– А чем же ты щёлкать будешь? – удивился Константин.
– Хвостом. – ответила кошка и прыгнула на стул.
Васильев не стал ждать чем закончится эта странная торговля, взял папку с текстами и вышел.
А на улице в репродукторах громыхали оркестры. Васильев сунулся было на центральную улицу, но сразу понял, что ему не протолкаться сквозь толпу – массы трудящихся уже стеклись ручейками в людскую реку, и ждали только команды, чтобы пройти мимо праздничной трибуны, демонстрируя своё единство с мировым пролетариатом.
Тогда Васильев решил проходными дворами выйти на параллельную улицу и уже по ней добраться до гостиницы, где был оборудован временный корпункт местного радио. Васильев свернул было в подворотню, но его остановил милиционер в парадной форме.
– Почему на Вашем лице, гражданин, не видно признаков радости и восторга? – спросил милиционер, взяв под корырёк.
– Да так как – то всё… – промямлил Васильев. Ему было неудобно признаваться, что он не понял вопроса.
– Если выражение дома забыли – это ничего. С каждым может случиться, – проявил заботу постовой, – У нас на этот случай даже инструкция есть. Вот. Берите и надевайте! – скомандовал чуткий страж порядка, достав их полевой сумки бумажную маску на резиночке.
– Спасибо, – поблагодарил Васильев и взял маску.
Всё было предельно просто. На листке в клеточку из школьной тетради фломастером была нарисована улыбка до ушей. Для того, чтобы эта маска держалась, к листку была прикреплена резиночка.
– Товарищ милиционер! А дырочки для глаз где же? – спросил Васильев, рассматривая шедевр карнавального искусства. – Я же не увижу куда идти.
– А идти нужно туда, куда укажут! – засмеялся милиционер, – Тем более, если сплочёнными рядами…
Тогда Васильев догадался и показал сержанту пропуск на трибуну.
– Ну, так бы и сказали сразу, гражданин! – обиделся милиционер, – А то все мозги затрахал.
Васильев прошёл в дальний конец двора. У дровяных сараев кучковались догадливые мужики – поправляли здоровье прямо из горлышка. Маски с выражением радости и восторга были у них подняты на головы и напоминали козырьки кепок.
Васильев вывернул в узкий проход между домами и вышел на улицу Гоголя.
Когда Васильев был в квартале от площади, его снова остановили и спросили пропуск. Васильев пропуск предъявил и подивился тому, как серьёзно была перекрыта улица – два автобуса стояли поперек и из – за них выглядывало мурло бронетранспортёра. Васильев хотел было спросить к чему такая баррикада, но не успел, потому что над головами на бреющем полёте пронеслась стая голубей. В клювах каждый держал листок бумаги. Над площадью стая рванула вверх и запорхала метель листовок. Васильев подобрал одну. На ней было напечатано:
«Трудящиеся Города! Ознаменуем очередную пятилетку ударным инициативным трудом на благо Родины! Решения XXVI съезда КПСС – выполним! Все для блага человека, все во имя человека!»
Васильев сложил листовку, сунул её в карман и заторопился в гостиницу.
Там уже было всё «на мази». В фойе стоял длинный стол, на котором были установлены микрофоны. В центре стола красовалась красная лампа. Васильев отлично знал, что лампа эта загоралась тогда, когда с трибуны провозглашался очередной призыв Центрального Комитета к трудящимся. В это время диктор, ведущий репортаж, умолкал и вступал лишь тогда, когда лампа гасла.
У стола уже сидели постоянные дикторы – Добежалов, Ника, Косяков и странное существо по имени Иродиада Петровна Шмяк. На Иродиаде Петровне, как всегда, было навешено неимоверное количество бижутерии: Иродиада Петровна считала, что творческий человек обязательно должен выделяться из серой толпы. Вокруг стола уже порхали барышни из идеологического отдела.