записал позже в своем дневнике: «Шли первые сияющие дни и недели утверждения Советской власти в Грузии. Общественная и политическая атмосфера настолько сильно проявилась, что можно было смотреть в политическую даль и почувствовать явное расширение духовного горизонта. Будто великий Кавказский хребет раскрыл свои цветущие ущелья перед Советской Россией, чтобы она двинулась на юг, в сердце Закавказья…»

Народы Закавказья начинали жить по-новому.

НЕОДОЛИМОЕ ПРИЗВАНИЕ

Приближался 1922 год. Он памятен интересными событиями. Одним из них была встреча с Геворком Караджяном (подпольная партийная кличка Аркомед. Под Этим именем он упоминается в Полном собрании сочинений В. И. Ленина). Это был образованный марксист, который долгие годы провел в эмиграции, жил в Швейцарии, где и познакомился с В. И. Лениным и А. В. Луначарским.

Порывистый, искренний Караджян однажды сказал Амазаспу:

— Может быть, ты разрешишь мне поехать с Виктором в Москву, чтобы увидеться там с Владимиром Ильичем?

— Я тронут, Геворк, твоим отношением к моему сыну, — отвечал отец. — Однако, думается, твои хлопоты излишни.

Во время этой беседы в комнату вошла дочь Ованеса Туманяна Нвард.

— Амазасп Асатурович! Отец просит вас сегодня зайти к нему.

Амазасп застал поэта в кабинете лежащим на диване.

— Здравствуй, Амазасп, — оживился Туманян. — Хорошо, что ты пришел. Странно и удивительно создан человек! Иной раз в душе все клокочет, как в котле. И хочется весь этот душевный порыв передать людям, рассказать им что-то новое.

— Мне понятно твое неуклонное стремление делать людей богаче духом, красивее душой. Такими всегда были лучшие сыны народа, Ованес.

— Скажи, как поживает твой малыш? Уже два дня меня не покидают мысли о звездах. Не можешь ли прислать его ко мне? Я хочу побеседовать с ним о звездном небе.

Виктор, конечно, навестил больного поэта. Вскоре после этой встречи поэт создал вдохновенные поэтические строки о звездном мире — стихотворение «Сириус».

Небо. Звезды. Вечность. Когда кипучая пора зрелости остается за плечами, взгляд невольно останавливается на красках заката и мысль о бесконечной ночи приходит сама собой.

Популярность Виктора на научном поприще росла. По Тифлису шла молва:

— Вы слышали: тринадцатилетний ученик 3-й мужской гимназии читал лекцию о теории относительности Эйнштейна?

— Не сын ли он того Амбарцумяна, адвоката, поэта и философа, который был секретарем Совета земляческих союзов? — спрашивали любопытные.

— Именно он.

— Интересно!

Этот возглас восхищения слышался неоднократно не только в Тифлисе. Отец ездил с сыном в Ереван, Баку и другие города отнюдь не ради тщеславия. Он был уверен, что для развития способностей сына нужно, чтобы он выступал перед взрослой аудиторией с рефератами на математические темы, приобретал опыт общения со слушателями, совершенствовался в искусстве полемики.

Собравшихся послушать Виктора не удивляло, что на задней стене зала висела длинная черная доска. Обращали внимание на другое — зачем поставлена у доски длинная скамейка?

— Это для маленького лектора!

После лекции обычно задавали вопросы. Мальчик отвечал на них кратко, точно, содержательно. Ответы подтверждал сложными расчетами и тут же на доске писал формулы, уравнения.

Брат и сестра учились уже в восьмом классе гимназии. Родителей все больше заботила мысль, где продолжать образование детей.

— Дети учатся хорошо, — рассуждала Рипсиме Сааковна. — Пусть кончают гимназию. Тем временем выяснится, куда им идти учиться дальше.

«Научные занятия Виктора проходят интенсивно. Он овладел математическими методами, основательно изучил теорию относительности Эйнштейна. Ему нужна специальная литература», — думал отец. Помог счастливый случай. Осенью 1923 года в Тифлис приехал его товарищ, известный революционер Сако Амбарцумян.

— Сын хочет продолжать учебу в Петрограде, в университете, — сказал ему Амазасп. — Я намерен переехать туда, чтобы осуществить желание мальчика. Но уже сейчас ему нужна научная литература, которую здесь трудно достать.

— Сегодня же напишу Сааку Тер-Габриэляну в Москву, — сказал Сако, — и попрошу, чтобы он помог приобрести все необходимое.

Отец радовался. Но радостное настроение вскоре омрачили недобрые вести. Поздней осенью 1923 года в дом Амбарцумянов они шли одна за другой: в Басаргечаре умер брат Воскан; из Москвы сообщили, что скончался поэт Ованес Туманян. Тело покойного поэта привезли в Тифлис. Улицы города заполнили толпы людей. Сотни учащихся армянских, грузинских, русских школ несли венки из живых цветов. Тифлис прощался с великим гуманистом. В такие минуты с особой силой чувствуется, какими прочными нитями связана муза поэта с сердцами неисчислимых почитателей его таланта. На память приходили замечательные слова Валерия Брюсова, адресованные Ованесу Туманяну:

…Да будет праведно возмездие

Судьбы — и в годах и в веках!

Так! Создал новое созвездие

Ты на армянских небесах.

Пусть звезды, малые и крупные,

Тебя кропят, пронзая мглу,

Мы смотрим в сферы недоступные,

Дивясь сиянью твоему!

В декабре 1923 года Амазасп решил поехать со своим племянником Тиграном в Москву. Он явился прямо к Сааку Тер-Габриэляну, старому большевику-ленинцу, впоследствии председателю Совета Народных Комиссаров Советской Армении. Тер-Габриэлян распорядился, чтобы в книжных магазинах на Кузнецком мосту помогли найти нужную литературу.

Вместе с Тиграном отец целыми днями рылся на книжных полках. Выяснилось, что отобрано книг на 350 рублей золотом (в тогдашних червонцах). Эта сумма по указанию Тер-Габриэляна была выплачена магазинам.

20 января 1924 года Амазасп с племянником вернулись в Тифлис. Разбирая привезенные книги, Виктор воскликнул:

— Да здесь целое богатство, папа! Я получил величайший подарок.

Виктор и Гоар окончили гимназию. Детство и отрочество остались позади. Летом брат и сестра начали готовиться к поступлению в высшую школу. Соседи по даче удивлялись их усидчивости и прилежанию.

16 августа начали собирать детей в Ленинград. Рипсиме, оглядев комнаты, украдкой смахнула слезу.

«Приходится отправлять сначала Виктора и Гоарик, а потом поедем сами», — думал отец.

— Все. Можно ехать!

Когда родители вернулись с вокзала, их встретил давнишний сосед, старик Оганджанян. Всегда внимательный и корректный в обращении, он по знанию жизни и людей превосходил многих, хотя сам не имел почти никакого образования. Старик сочувственно посмотрел на Рипсиме и Амазаспа.

— Наука, искусство… Не безумие ли отсылать детей учиться в такую даль?

— Нет, детям нужно было уехать, — коротко ответил отец.

Волнение родителей за детей возросло с получением известия о наводнении в Ленинграде. Газеты сообщали: «Ленинград под водой. Нева затопила значительную часть города». Мать и отец не находили себе места. Прошло трое кошмарных суток. Наконец пришла телеграмма. А через несколько дней сын в полушутливом тоне писал родителям:

«Ваши переживания нам более чем понятны, мы можем их мысленно пережить, но образ ваших мыслей мне, в частности, остается непонятным. Для того чтобы заключить, что наша погибель вероятна