был принят на первый курс физико-математического факультета Педагогического института имени Герцена.

«ДРУГОГО ПУТИ Я НЕ ВИЖУ»

«Новоиспеченный» студент явился к товарищу Святскому, редактору журнала «Мироведение». Ему посоветовали нанести этот визит в «Русском обществе любителей мироведения», где он уже успел побывать.

— Я — Виктор Амбарцумян.

— Вы — ученик Судакова?

— Да. Я много от него получил, когда работал в обсерватории 4-й гимназии Тифлиса.

Святский повел Виктора осматривать обсерваторию, которой располагало общество. Наблюдений вести не пришлось, так как не было электричества. Потом Виктора познакомили с заведующим отделом падающих звезд Мальцевым. Увидев записи наблюдений, выполненных в свое время Виктором, ученый заинтересовался ими. Они поднялись в обсерваторию и долго там беседовали.

— Приходите в субботу. У нас будет заседание «солнечников». Вам придется записаться пока в кружок молодых мироведов.

Что делать! Пришлось согласиться, хотя зрелые научные интересы влекли в среду взрослых астрономов.

Отец чувствовал это влечение. Он писал сыну: «Я стою на точке зрения необходимости теоретического, творческого расширения твоих познаний и методического доведения их до такого благополучного состояния, чтобы ты мог действительно творить. А то ведь эти кружки — эти работы по мелким вопросам — фактически представляют собой мелкое плавание. Против них я не возражаю, но должен заметить, что они психологически неизбежно повлекут за собой измельчание мысли».

Виктор сказал сестре:

— В письме папы есть добрый совет, но я не могу принять его целиком: он предостерегает меня от увлечения работой в кружках общества мироведения. И даже сердится — разве это называется наукой? А по-моему, только в процессе повседневной научной работы человек может научиться творить. Если я не научусь, занимаясь кропотливой работой, определять причины какого-нибудь явления, его периодичность, то не смогу применять методы научного исследования при решении крупных вопросов. Ты-то сама математик и понимаешь это.

— Ты совершенно прав.

— Рад, что ты так думаешь. Научному работнику необходимы острота, упругость, гибкость и сноровка мысли, и поскольку я стремлюсь стать ученым, мне необходимо приобрести эти качества, а приобрести их можно только тренировкой в той же научной работе. Но тренировка, как всякая гимнастика, должна начинаться с малого. И, вооружась терпением, я должен выйти из нее закаленным бойцом. Другого пути я не вижу.

— Ты научился говорить образно!

Брат и сестра рассмеялись.

— Да, Виктор, ты, конечно, прав. Так и ответь папе.

— Непременно!

«…Папа! Ты предостерегаешь меня от увлечения мелочами в научной работе, — писал сын. — Но… эти «мелочи» являются школой для подготовки научного работника. Вот я сейчас определяю фотографические яркости звезд Плеяд и вычисляю затмения. Ведь чтобы научиться определять яркости, говорить или писать об этом, я должен знать, что представляет собой объект исследования. Постепенно я буду браться за работы более высокой научной квалификации — и так я буду подниматься все выше».

«Мироведение» находилось от квартиры Виктора далеко. Поэтому Святский и Мальцев, посоветовавшись, решили, что молодой астроном займется не наблюдениями, что требовало пребывания в обсерватории, а вычислениями, которые можно делать на дому.

— В субботу я дам вам для обработки имеющиеся у нас материалы о падающих звездах, а потом — наблюдения гелиографических координат пятен. В них вы найдете кое-что для своей работы о периодичности солнечных пятен, — сказал Мальцев, дружески прощаясь с Виктором.

Воодушевленный первой деловой встречей с ленинградскими астрономами, Виктор написал родителям:

«Для моих занятий мне необходимы следующие книги, имеющиеся в Тифлисе: Покровский «Путеводитель по небу», Покровский «Звездный атлас» (большого формата), имеющиеся у меня номера «Мироведения», Игнатьев «В царстве звезд и светил» (два тома), Тихов «Астрофотометрия». Найдите их среди моих книг и вышлите немедленно. Эти книги особенно необходимы мне для научной работы».

Перечитав последнюю фразу, отец удовлетворенно вздохнул. А мать тихо прошептала: «Трудно ему придется».

Неделю спустя Виктор сообщил подробный учебный план. Примечательным было то, что начинающий студент не только продумал заранее свой годовой план первого курса в институте. Он сравнил его с университетским курсом и пришел к выводу: «В университете на 1-м курсе проходят три математических предмета: высшую алгебру, интегральное исчисление и описательную астрономию. Все эти три предмета у нас читаются на 2-м курсе. Я думаю их прослушать в университете и летом будущего года перебраться на 2-й курс университета».

Далее сын рассказывал о публичной библиотеке Ленинграда. Сама библиотека тогда была еще закрыта: шел ремонт после наводнения. Работал читальный зал с фондом в три-четыре тысячи книг. В этом зале Виктор прочел книгу Морозова «Принцип относительности в природе и математике». Он пояснял родителям, что это «не та книга, которая у меня есть («Принцип относительности и абсолютное»). Тут Морозов тоже делает несколько возражений Эйнштейну, но меня они не удовлетворили. Относительность пространства и времени он уже признает, со своей точки зрения. Но сама по себе книжка очень интересная».

Тогда же Виктор познакомился с трудами академика Успенского «Введение в неевклидову геометрию», Гаусса «Теоретическая астрономия», трехтомной работой Демабра «Теоретическая и практическая астрономия». Чтобы усовершенствовать знание иностранных языков, он читал в подлиннике произведения Джека Лондона, Пьера Лоти и Оскара Уайльда.

Иногда Виктора можно было видеть в кружке молодых мироведов или за шахматной доской, на протулке, но и в этом случае мысли его были заняты любимой наукой. Так, на Невском проспекте он обращает внимание на интересное новшество того времени — на киоск погоды, установленный Главной геофизической обсерваторией. Виктор так описывал это устройство отцу: «Полая металлическая призма. В четырех боковых стенах сделаны окна, а в окнах видны самопишущие приборы — барограф, термограф и гидрограф. В четвертом окне метеорологическая карта — прогноз на следующий день».

— Мы так весело провели время в Ораниенбауме[6],— говорили ему товарищи. — Завтра едем в Павловск. Не поедешь? Будешь жалеть!

— Некогда, — отвечал Виктор.

Ему хотелось съездить не в Павловск, а в Пулково, в обсерваторию. Но туда пускали только экскурсии. Ожидая из Тифлиса ходатайства от своего бывшего учителя Судакова о разрешении ему посетить обсерваторию, Виктор засел за книги. Он упорно занимался изучением иностранных языков. В одном из более поздних писем есть примечательные строки:

«…Немецким языком я продолжаю заниматься по самоучителю и перевожу сейчас книжку Мессершмитта «Физика звезд». Вообще, всякому желающему заниматься наукой необходимо перевести какое-нибудь произведение из соответствующей области, мастерски изложив содержание книги, ибо каждому ученому необходимо, кроме «школы мышления», освоить и «школу языка» для точного формулирования, или, вернее, фотографирования на бумаге своих мыслей. Ведь как бы ни была продуктивна деятельность научного работника, как высоко ни поднимается и парит его исследовательская мысль, она не может иметь ценности