Стоило сказать, что это не ее собачье дело, но я так растерялась, что ни слова путного подобрать не смогла.

– У тебя все в порядке? Что-то ты неважно выглядишь, – хмурится и глядит на меня со своего место Сергеич, сводя свои седые брови на переносице.

На секунду мне становится стыдно, что он узнает новости о моем увольнении самым последним, но затем я встряхиваю головой. Не могу сейчас тратить силы на объяснения, мне предстоит еще более серьезный разговор с другим мужчиной… Тем, кого мне хотелось бы видеть меньше всего.

– Я отлучусь ненадолго, – оправдываюсь перед шефом и выхожу из кабинета, направляясь в отдел кадров, где меня уже ждут.

Казалось, словно все только и ждали, когда же я уйду. Пишу заявление по собственному под прицелом трех пар глаз, взирающих на меня с неподдельным любопытством и азартом предвкушения новой сплетни.

–. Мне нужна неделя на передачу дел, – говорю женщине, которая сидит, подперев подбородок ладонью.

– Сверху поступило указание уволить без отработки, – машет она рукой, словно это ничего не значащее дело.

Я же закипаю, не удивленная таким поворотом.

–. Я предупредила начальство, что нужен месяц, но могу сократить до недели, как раз доработаю до конца месяца, – подсчитываю дни, понимая, что нужно выторговать себе хотя бы семь дней, деньги не помешают в моем нынешнем положении.

– Мы – работники подневольные, Миронова, – качает головой и цокает при этом кадровичка, поднимает глаза вверх, намекая на вышестоящие должности. – Так что решай этот вопрос сама. Поступит приказ, отрабатывай себе на здоровье. Иди давай.

И машет головой в сторону выхода. Я стискиваю кулаки, но выбора нет, так что я, просверлив ее немного обреченным взглядом, выхожу из ее кабинета на ватных ногах. И тут раздается звонок мобильного. Незнакомый номер, но отчего–то я уверена, кто по ту сторону линии. Знал, что ли, как я костерю его на чем свет стоит?

– Зайди ко мне, – короткий мужской приказ через линию, а затем отбой.

Голос знаком мне, и не только мне. Думаю, большая часть женщин в офисе вздыхают вслед этому образчику власти. Стискиваю зубы и иду в сторону лифта, как на эшафот. Наблюдаю за табло и надеюсь, что кабина в пути задержится, но как назло в этот раз все происходит быстро. С раздражением захожу внутрь и нажимаю нужную кнопку этажа.

– Боже, – выдыхаю и прислоняюсь к стенке кабинки, когда двери закрываются.

Пытаюсь совладать со своими мыслями, но не нахожу подходящих слов, которые смогу сказать Фариду. Пытаюсь разложить все по полочкам и привести все к одному результату, но не выходит. К сентябрю я буду уволена, узнаю пол ребенка, и от этого будет зависеть цель Галаева. Все внутри сжимается от страха, когда я вспоминаю его слова: «Если девочка, сделаешь аборт». Прижимаю руку к животу и не понимаю, что он имеет против девочек?

– Вы выходите? – вдруг раздается чей–то голос спереди.

Я открываю глаза и поднимаю голову, в недоумении глядя на какого–то незнакомца в костюме. Хотя лицо приметное, вроде работает в отделе снабжения.

– А? – спрашиваю, растерянно глядя по сторонам, а затем спохватываюсь и выхожу: – Да–да. Спасибо.

Оглядываюсь и смотрю направо, затем налево, совсем из головы вылетело, в какую сторону идти. Встряхиваю головой, а после иду в нужном направлении, чувствуя, как с каждым шагом мое тело наливается свинцом. Ощущение тяжести на плечах и голове не проходят, только усиливается, когда я подхожу к приемной Галаева. Секретаря на месте нет, так что я иду к двери его кабинета и останавливаюсь перед ней в нерешительности. Поднимаю руку, чтобы постучать, но она так и повисает в воздухе. Хмурюсь, но не стучу. Открываю внаглую дверь. В конце концов, скоро он не будет моим начальником.

– Почему без стука? – голос у сидящего за столом и корпящего над бумагами Фарида груб и не предвещает ничего хорошего тому, кто испортил ему настроение.

К сожалению, в этот раз это я. Поджимаю губы и прикрываю дверь вполсилы. Хлопок двери заставляет мужчину поднять голову и сощурить глаза, когда он видит меня с воинственным видом взирающую на него.

– Чего ты хотел? – подхожу ближе и складываю на груди руки.

Он откидывается на спинку своего кресла и сверлит меня своим недовольным взглядом. Губы презрительно дергаются, а глаза словно налиты кровью.

– Ты плохо соображаешь, что происходит, не так ли? – вздергивает он бровь и спрашивает меня холодно.

– Давай только без загадок, – вздыхаю устало, нет сил на препирания, итак я вымотана.

– Зачем ты распустила слух, что беременна от меня? – жестко произносит и встает, давя своим внушительным ростом.

И пусть между нами стол, но в этот момент пространство кабинета мне кажется узким и маленьким для нас двоих. Даже дышать становится тяжело, но я не показываю это своим видом, уж больно хищный у мужчины вид.

– Мне, по–твоему, больше делать нечего? – фыркаю, уязвленная этим его предположением.

Он что, думает, что он – пуп земли, а я – фанатка, так и желающая захомутать его в свои сети? Ну и самомнение.

– Если я узнаю, что ты что-то замышляешь… – угрожающим тоном говорит и огибает стол, подается вперед, нависая надо мной.

Я отклоняюсь, но пятой точкой упираюсь в стол, а дальше отступать некуда. Его дыхание опаляет мои щеки, заставляя внутри меня что-то трепетать. Но затем он резко отстраняется, словно ему неприятно находиться в моем обществе. Я же с облегчением вбираю в легкие больше кислорода. Даже не заметила, как при его приближении затаила дыхание.

– Я не рада твоему обществу так же, как и ты моему, – решаю усыпить его бдительность и дать на время понять, что солидарна и согласна с его решением. – Надеюсь, что все решится должным образом, и мы никогда не увидим другу друга больше.

Казалось, что он должен расслабленно выдохнуть, вот только его плечи еще сильнее напрягаются, а глаза темнеют, окидывая меня непонятным взором.

– Отрицай, что это мой ребенок, – лишь приказывает мне и отходит подальше, как от чумной. – Сплетни могут дойти до моей невесты, проблемы перед самой свадьбой мне не нужны.

И его слова что-то переключают во мне. Уязвляют до такой степени, что я отхожу от собственной линии поведения, которой решила придерживаться. Ляпаю, не подумав:

– ДНК–тест покажет, что это твой ребенок, все равно этого не скрыть, тем более от жены, – в моем голосе ехидство и уязвленная гордость, но затем я прикусываю губу, коря себя за несдержанность.

– Вскрыть правду придется только в том случае, если это окажется мальчик, – не теряется Фарид