— Алюминиевый корпус — полый. Рюкзак сделан для прогулок на природе. Видите колпачок? Отвинчиваешь и заливаешь жидкое топливо для походной плитки или горелки. А еще туда можно спрятать взрывчатку, наркотики, все, что угодно. Даже если колпачка нет, полый каркас всегда можно чем-то начинить. Чем-то незаконным.

— Спасибо. — Мириам быстро оценила последствия. — Нас такому не учили. Я передам своим.

— Не буду прощаться, лучше скажу — до встречи, надеюсь, скорой.

Рубен сам удивился, как совместно пережитый страх придал ему смелости.

— Как вас зовут? — крикнула вдогонку Мириам.

— Рубен Дэвис… и если вам интересно — нет, я не еврей.

— Не все мы идеальны, — улыбнулась Мириам, когда Рубен был уже в дверях.

Он проходил пограничный контроль и стойку авиакомпании, расстроенный, что вновь покидает Мириам. Но его не оставляла надежда на новую встречу.

Случилась она гораздо раньше, чем он думал.

Рубен сидел в зале ожидания и потягивал кофе с молоком, которое местный буфет американизировал, обозвав молоко «сливками». Кофе оказался таким дрянным, что Рубену пришлось бросить в него кубик сахара. Еще одно подтверждение его негласной теории: кафе разных аэропортов втайне соревнуются, кто сварит наихудшую отраву и продаст ее по наивысшей цене загнанным в угол пассажирам, которые не могут пройти через систему безопасности обратно и найти что-нибудь получше. Вот почему все кафе в аэропортах завалены недопитыми стаканчиками — вовсе не из-за того, что люди не успевают допить, опаздывая на рейс.

Обычно Рубен пил воду. Сейчас позволил себе кофе — как компенсацию за происшествие с будильником и неукротимое влечение к Мириам. Естественно, сделав несколько глотков, Рубен махнул рукой на переваренное пойло и предался воспоминаниям о последних двух неделях.

Удивительно, какой крошечный на самом деле Израиль. На общественном транспорте можно объехать за пару дней.

Снаряд военного корабля, стоящего в море неподалеку, пролетел бы едва не через всю страну.

Однако размер не имел значения. Рубен считал Израиль самым поразительным государством из сорока двух, которые успел посетить. В нем всего понемногу: правые капиталисты рядом с левыми социалистами. Общины кибуцев. Европейцы, узники нацистских лагерей, и те, что искали родину без преследований и векового антисемитизма. Бывшие североафриканские евреи из Египта, Эфиопии, Марокко и Туниса, русские коммунисты плечом к плечу с дерзкими, жадными до наживы евреями из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса.

Иммигранты до сих пор стекались со всего мира — сионисты призывали евреев переселяться в новое государство.

И еще арабское население — вездесущие палестинцы в исконных границах Израиля и на оккупированных территориях.

Эту многонациональную радугу дополняла еще одна, поменьше. Иностранцы разных вероисповеданий со всех концов света называли Израиль своим домом, надеясь, что жизнь в Святой Земле приобщит их к истинной святости.

Здесь находятся святые места трех великих монотеистических религий — которые мусульмане иногда называли «верованиями Книги» — со своими лидерами и учениками изо всех уголков мира. Здесь многообразие религиозных одежд. Здесь стоят синагоги, церкви и мечети, зачастую построенные на древних священных местах.

Изобилие археологических находок и руин, которые часто давали повод для жарких споров ученых, особенно если для одного священного события находилось несколько мест, или представители разных вероисповеданий оспаривали исторический памятник. А еще звуки, запахи, цветущая кутерьма рынков и узких улочек древних городов. Там люди до сих пор с гордостью живут в развалинах, которые напомнили Рубену о поездках в Северную Африку и на Ближний Восток.

Рубену нравилось все. В Израиле он нашел попурри всех своих интересов и страстей: религия, политика, расовые вопросы, народные традиции, энергия ума и противоборствующие идеологии в исторических декорациях из песка и жары.

Однако среди разноцветья — вооруженные полицейские и сотрудники безопасности, готовые камнем упасть на любого потенциального бунтовщика, неусыпная слежка за выступлениями палестинцев, недовольных захватом родных земель и своим поражением. Война за независимость Израиля в 1946— 48-м годах и Шестидневная война 1967 года породили беженцев — десятки тысяч людей в палаточных городках на захваченных территориях и в соседних странах. Многие не обрели дома до сих пор — проведя в палатках четверть века.

Несмотря на висящее в воздухе напряжение, Рубену не хотелось уезжать. Ему почему-то казалось, что следующая остановка, Тегеран, будет не столь поразительной.

Встреча с Язидом, его отцом, братом и сестрой неожиданно стала главным событием поездки. Через два дня после экскурсии по пещерам Кумрана Рубен поймал маршрутное такси и добрался до Иерихона, сдавленный между четырьмя другими путешественниками. Семья Диабов разговаривала на приличном английском и обращалась с Рубеном как с королевской особой. Утром гостю показали Иерихон, а в обед угостили традиционными палестинскими блюдами, которые сделали бы честь любому знаменательному событию: свадьбе, похоронам или заключению важного договора.

Они ели под сенью деревьев во внутреннем дворике. Рубену врезалось в память, как жадно мяукал кот, выпрашивая лакомые кусочки у старого Самира. Тот ублажал любимца, потому что «и это тварь божья».

Самира, его дочь, рассказывала Рубену о каждом блюде, как только оно появлялось на столе. На закуску подали киббе маглия — хорошо прожаренные шарики с корочкой из булгура, дробленой пшеницы, и ароматной начинкой из рубленого мяса и кедровых орехов. Затем в центре стола поставили общее блюдо, с которого ели руками. Традиционный мансаф из ягненка, египетского риса и наваристого бульона на сухой простокваше — джамиде. На десерт — сладкий виноград позднего урожая, финики и арабский кофе.

За обедом было весело. Диабы всерьез интересовались жизнью Рубена в Новой Зеландии, его религиозными взглядами и планами на личную жизнь.

— Ни одна истинная новозеландка не захочет со мной жить, — в шутку отвечал Рубен. — Я не играю в регби. У меня другая вера. Наверно, я останусь холостяком. Буду надеяться, вдруг какая-нибудь женщина прозреет и поймет: не все настоящие мужчины играют в регби.

— Нет, они играют в футбол, круглым мячом.

Все рассмеялись. Хусам, самый младший, болел футболом.

Самир помянул добрым словом новозеландских солдат времен Первой мировой. Рубен чувствовал, что старик не просто отдает дань вежливости гостю. Он говорил искренне.

К вечеру они коснулись арабо-израильской политики. Диабам вроде нравилось, что Рубен главным образом слушал и не изображал знатока, встревая в серьезный спор.

Рубену казалось, будто Диабы проверяют, не занял ли он чью-то сторону.

— Что вы думаете о синоптической проблеме?

Вопрос застал Рубена врасплох.