Я разглядел машину, поджидавшую нас у ворот. Боги морские, что это была за машина! Настоящая бронированная амфибия океанского класса «KS-8». Штурмовой вариант. Направляясь к ней, я впервые ощутил себя не курсантом, а настоящим охотником. Это было исполнением мечты, ее воплощением в самом прямом смысле слова.

Возле входа, ожидая построения, глазели на броневик наши сокурсники. Я скосил глаза, читая в их взглядах плохо скрытую зависть. Лишь кто-то из прихвостней Влада выкрикнул нам вслед:

– Куда драпаете, сыкуны?

Влад тут же отвесил ему подзатыльник.

– Они уходят за горизонт, идиот... – Это было последнее, что я услышал.

Взревел силовой агрегат амфибии, выпуская из выхлопных труб тугие струи белоснежного пара. Подвеска напряглась, чуть приподняв машину над дорожным покрытием, сухо зашипели тормозные колодки, отпуская огромные колеса из литой рифленой резины.

– В отсек для десанта! – скомандовал Жаб.

Сам он направился к кабине водителя, где располагалось командирское кресло.

На учениях нам приходилось взаимодействовать лишь со старичками морского класса «S-3», «Симочками», как мы их называли, а эта амфибия в сравнении с ними выглядела как кашалот рядом с катраном – броневой утес в тумане выхлопного пара. Я сбросил рюкзак на землю, нащупал руками шершавую скобу лестницы и влез в распахнутый боковой люк. Пас подал мне рюкзаки и неуклюже забрался следом. Люк с завыванием встал на место. Внутри пахло горячим металлом, амортизаторной жидкостью и застоявшимся воздухом – так может пахнуть только боевая машина. Свет исходил из зарешеченного плафона на потолке, сверху свисали брезентовые петли – за них удобно держаться во время качки. В нише на стене был устроен чемодан автономного медицинского модуля.

– Готовы? – прохрипел динамик внутренней связи голосом Жаба.

Мы уселись на длинную скамью вдоль борта и поставили ноги на рюкзаки.

– Так точно! – рявкнул я, по умолчанию взяв на себя обязанности старшего группы.

Мотор взревел громче, и машина тронулась с места.

У меня замерло сердце. Я зажмурился, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. Броневик медленно двигался по дорожке училищного городка, иногда притормаживал, иногда разгонялся, раскачивая нас на скамье.

У меня над ухом лязгнул металл. Это Пас додумался открыть герметичные шторы стрелковой амбразуры. Порыв свежего ветра ворвался в отсек, я открыл глаза и развернулся, прильнув к бронированной щели. За ней уплывали назад тополя, волейбольная площадка и буфет, в котором мы, вечно голодные, отъедались печеньем и сметаной. Рокочущий двигатель вспугнул воробьиную стаю, и через минуту мы набрали крейсерскую скорость, покидая оазис училищного городка. За бортом потянулась бесконечная крымская степь, и вскоре нам надоело пялиться в амбразуру. Броневик мягко покачивало, как на волнах.

– По-моему, имеет смысл подремать. – Я поставил ноги на рюкзак и уперся в переборку голым затылком. – А то барракуда его знает, что будет дальше.

До умопомрачения приятно было сидеть с закрытыми глазами и представлять, будто не едешь по земле, а летишь по небу или плывешь по волнам. Иногда вдоль дороги попадались длинные ряды тополей, от которых солнечный свет на опущенных веках мелькал алыми сполохами, как на тренировках по ночной стрельбе в симуляторе.

Так мы ехали до самого вечера. Порой мне надоедало сидеть с закрытыми глазами, и я устремлял взор в амбразуру, при этом набегающий поток воздуха врывался в нее, непривычно щекоча кожу на голове. Местность вокруг почти не менялась, однако становилась все более дикой. С трудом верилось, что сто лет назад здесь жили люди. Я попытался представить себе население Земли в шесть миллиардов человек, но в сравнении с оставшимся после войны миллиардом цифра казалась нереальной. Наверное, люди на улицах друг другу на ноги наступали.

Амфибия свернула с шоссе и запылила по давно неезженому проселку.

– Как ты думаешь, куда мы едем? – открыв глаза, спросил Пас.

– Мне почем знать? – Я неохотно пожал плечами. – Может, на точку, с которой будем грузиться, может, в обычный порт. В Одессу, к примеру.

– На прибрежной точке наверняка будут «старики» – в его голосе послышалось напряжение.

– Боишься?

– Боюсь, – признался Пас. – Говорят, они бьют молодых по поводу и без повода.

– Здесь не будут. Мы чужаки, какое им до нас дело?

– А там, на базе?

– Там нужно держаться вместе, – пожал плечами я.

– Это не поможет. Их больше, – Пас вздохнул.

– Главное – не унижаться. Пусть лучше бьют.

– Для кого лучше?

Мне было сложно на это ответить, и я промолчал. Разговор сошел на нет, и мы с Пасом задремали под мерное взревывание мотора. Брезентовая петля покачивалась над моей головой, иногда задевая макушку. От неутихающей жары и пыльного воздуха нестерпимо хотелось пить.

Вскоре за бортом показались тонкие мачты антенн, какие обычно торчат на прибрежных точках слежения. Водитель свернул с проселка и погнал амфибию прямиком к базе, через целинную степь.

– Приехали, – глухо произнес Пас.

– Держаться вместе! – напомнил я, чувствуя, как от волнения у меня в груди чаще забилось сердце. – И не показывать страха, если что.

– Плохо, что мы лысые, как коленки, – вздохнул Пас.

– Прорвемся! – без особой уверенности пообещал я.

База была окружена редкими бетонными столбиками с натянутой между ними ржавой колючей проволокой. От кого понадобилось огораживать территорию посреди безлюдной степи, я не понял, поэтому логично было предположить, что точка слежения переоборудована из старинного военно-морского объекта. Их всегда обносили легкими укреплениями, скорее следуя букве устава, чем требованиям необходимости. Возле сторожки из белого камня в ограждении виднелись выкрашенные серой краской ворота. Амфибия остановилась перед ними, и воздух вздрогнул от мощного трехголосого воя – водитель, видимо, по приказу Жаба, включил боевую сирену, использующую давление выхлопного пара.

Едва она стихла, из сторожки лениво выбрался охотник. Его темно-синяя рубашка была выправлена вопреки уставным нормам, а вместо штурмовых ботинок на нем оказались обычные пляжные шлепанцы, неуместно яркие в кажущемся запустении базы. Но самым броским в его внешности была безупречно гладкая лысина.

– «Старик», – шепотом произнес Пас.

– Не дрейфь! – я тихонько толкнул его локтем. – По крайней мере, он тоже лысый.

– Вот за это нам и достанется! – хмуро предрек мой товарищ. – Может, это у них основные так помечаются.

Я с трудом сдержал неуместный смешок, вспомнив салаг на плацу учебки.

Ворота с грохотом уползли в сторону, и амфибия въехала на базу, обдав «старика» клубами пара. Двигатель заглох, наступила удивительная тишина, ощутимая лишь в таких вот диких местах. Она не была абсолютной, но все-таки это была именно тишина, наполненная утихающим к вечеру звоном цикад, едва слышным шипением воздуха в уснувших амортизаторах и мерным щелканьем остывающего мотора.