Речь Амадиса, казалось, была обращена именно к Захариилу, и он знал, что будет помнить этот момент до конца своих дней. Он запомнил эти слова и теперь он будет жить ими. Слова этого героического рыцаря имели и другую силу, помимо своего звучания. Они были будто адресованы каждому воину в этой палате. Оглядываясь, Захариил знал, что все, будь то рыцарь, новичок или оруженосец чувствовали то же.

Громогласные аплодисменты и радостные крики ворвались в Круглую Палату, все сорвались с мест. Такого почти никогда не бывало в пределах стен Альдурука, и Захариил также стоял, захваченный заразительным энтузиазмом своих братьев.

Он взглянул на Немиила, его кузен, так же был поглощен водоворотом безудержной радости.

Такова была власть, сила и страсть в его словах и том, как они были донесенны до слушателей, что на том самом месте Захариил поклялся, что станет самым великим рыцарем, которого когда-либо знал Орден, самый героический воин, который ходил в походы за Мемориальные Врата, чтобы сражаться с врагами Калибана.

Несмотря на всю напыщенность и гордость таких клятв, он тихо поклялся, что никогда не забудет того, что значит быть рыцарем, смиренным в своей жажде подвигов, ненасытным к познанию нового, и то, что сделать правильную вещь будет уже достаточной причиной для того, чтобы ее сделать.

Наконец, аплодисменты утихли, поскольку Амадис поднял руку в приветствии и крикнул.

– Довольно братья, довольно! - кричал он с улыбкой на лице. - Ведь это не то, для чего я пришел сюда. Несмотря на мои первые слова, я, кажется, только-что произнес что - то вроде речи, и, надеюсь, это не было слишком скучно, а?

Глава третья

Кошмар всегда начинался одинаково. Это было два года назад, и ему было семь лет, один из почти двухсот потенциальных кандидатов, которые прибыли в крепость-монастырь Альдурук, и стремящийся быть принятыми как рыцари-оруженосцы Ордена. После любого приятного сна, витавшего внутри его черепа, всегда приходил мрак, который возвращал его к первому дню в Ордене.

Была середина зимы, единственное время года, во время которого Орден принимал рекрутов, и сотни детей, достигнув крепости, отчаянно надеясь, что они будут среди горстки, избранной, чтобы стать на тропу становления рыцарем.

Обряд избрания был единым для всех.

Стражи, стоявшие у ворот, говорили ожидающим кандидатам, что существует только один путь, чтобы быть принятым в Орден. Они должны пережить одну ночь вне ворот крепости до рассвета. В течение этого времени они должны были стоять на одном месте. Они не могли есть, спать, сидеть, или отдыхать иными способами. К тому же, им сказали, что каждый из них должен был сдать свои куртки и ботинки.

В день, когда Захариил проходил испытание, шел снег, и он лежал на широких просторах у стен крепости, на ветвях деревьев у опушки леса, делая сцену удивительно похожей на праздничное представление.

Немиил стоял возле него: они оба решили, что станут рыцарями, считая, что сумеют пройти испытание и будут признаны достойными.

Снег уже лежал толстым слоем к тому времени, когда началось испытание, он шел в течении всего дня, пока не достиг высоты коленей. Хотя лес находился в нескольких сотнях метров от стен крепости, темнота за линией деревьев, казалось, выползала из глубоких дебрей, будто живое существо, окутывая их своим шелковым объятием, как нелюбимый человек.

Хотя он и спал, Захариил чувствовал во сне призрачный холод, заставляющий его дрожать в своей кровати. Он знал, что это всего лишь сон, но даже это знание не позволяло ему прервать свой путь. Его конечности настолько оцепенели, что он был уверен, что его пальцы рук и ног уже отморожены, а также знал, что утром, после темноты, он проснется и проверит, не воплотился ли его кошмар в реальности.

В течение испытания охранники делали все возможное, чтобы сделать его еще более тяжелым. Они ходили среди рядов несчастных, босых детей, и чередовали жестокость с добротой, чтобы сломить их.

Один охранник обозвал Немиила слишком тупым даже для того, чтобы думать о присоединении к Ордену. Другой попытался соблазнить Захариила, предлагая одеяло и горячую еду, но только если он сначала разочаруется в своих амбициях и завершит испытание.

В следующий раз Захариил увидел лицо охранника, который склонился над ним, и говорил,

– Проходи внутрь, мальчик. Нечего тебе стоять здесь и мерзнуть. Ты ведь знаешь, что не попадешь в Орден. Все знают, что ты не имеешь того, что нужно. Ты это также знаешь. Я вижу тебя насквозь. Проходи внутрь. Ты ведь не хочешь оказаться снаружи, когда наступит ночь. Хищники, медведи и львы, есть много различных тварей, которые приходят к стенам крепости с наступлением тьмы. И нет ничего, что им понравилось бы больше, чем увидеть мальчиков, стоящих на открытом пространстве. Вы стали бы неплохим лакомством для них.

Кошмар следовал знакомым курсом, идя путем памяти, но в некий момент, который никогда не бывал одинаковым, он превращался в безумие и те вещи, о которых он ничего не помнил, вещи, о которых он жалел, что не мог стереть их из памяти, так же легко, как всегда забывались приятные сны.

В этом отклонении Захариил стоял около светловолосого мальчика, которого он никогда прежде не видел, ни в своих кошмарах, ни в реальности. Он был парнем поразительного совершенства и красоты, который имел прямые плечи и вид человека, который станет самым могущественным воином.

Охранник со сморщенным лицом и жестокими оранжевыми глазами наклонился к мальчику.

– Тебе нет нужды оканчивать испытание - сказал охранник. - Твоя гордость и сила духа в стрессовой ситуации привлекли внимание Командора Ордена. Твоя судьба уже решена. Любой дурак может видеть, что ты владеешь всем необходимым, чтобы быть избранным.

Захариил хотел крикнуть, сказать мальчику, чтобы он не верил той лжи, которую слышал, но это было именно тем, что мальчик хотел слышать. Это обещало ему все, чего он когда-либо желал.

Лицо мальчика просветлело от новости о своем избрании, его глаза сияли с обещанием достижения всего, что он когда-либо хотел.

Считая испытание оконченным, мальчик стал, истощенный, на колени и наклонился вперед, чтобы поцеловать снег, устилающий землю.

Жестокий смех охранников заставил мальчика поднять голову, и Захариил смог видеть все возрастающее понимание собственной глупости на его лице, будто на пленке.

– Глупец! - кричал охранник. - Ты считал, что если кто-то скажет тебе, будто ты особенный, значит, это должно быть правдой? Ты - всего лишь пешка для нашего развлечения!

Мальчик освободил душераздирающие вопли муки, и Захариил боролся, чтобы не смотреть на него, глядя прямо перед собой, поскольку мальчика тянули к опушке леса, с красными глазами и плачущего, с лицом, бледным от шока и неверия.

Крики мальчика были приглушены, поскольку его швырнули в темный лес, запутанные сети корней и лианы затягивали его глубже и глубже в задыхающуюся растительность. Хотя крики боли становились все слабее и слабее, Захариил все еще мог слышать их, они отзывались эхом невообразимого мучения даже после того, как он был забран темнотой.