Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, Гарри, мой мальчик, не можешь ли ты сказать еще что-нибудь по-английски? Вот ты помнишь свое имя; не можешь ли ты рассказать нам про своих отца и мать или про каких-нибудь друзей, — продолжал командир.
— Отца, мать, — повторил мальчик с довольным видом, как будто это были некогда знакомые слова.
— Отлично, мой мальчик, — сказал командир, довольный результатом своего опыта. — Когда ты пробудешь у нас на корабле несколько времени, ты мало-помалу припомнишь и другие слова. — Мы не заедем с визитом к твоим пьяным друзьям.
Трудно сказать, понял ли мальчик слова командира, но его ласковый голос успокоительно подействовал на бедняжку и он казался довольным и счастливым.
У нас оставалось ровно столько времени, чтобы обогнуть остров, и потому командир нигде не велел сходить на берег. К тому же он считал безрассудным идти к туземцам, так как наш отряд был слишком мал, а они могли отнестись к нам враждебно, в особенности если бы увидели, что мы похитили их невольников. Попо и белый мальчик были очень довольны этим решением; последний, очевидно, долюбливал тех, среди кого он прожил так долго.
В продолжение дня мы часто слышали, как мальчик повторял про себя:
— Да, да — Гарри — отец, мать, — как бы наслаждаясь звуком этих давно забытых слов. Мне почти наверно послышалось, что он бормотал про себя какую-то детскую молитву, но слова были неясны.
Он внимательно прислушивался к каждому новому слову и по временам повторял их за нами.
— Я полагаю, что через несколько дней он будет в состоянии рассказать больше о себе, — заметил капитан, — а пока не будем надоедать ему.
Мы вернулись на корабль, когда стемнело. Экипаж горячо приветствовал Попо; Гарри, как стали называть белого мальчика, возбудил большое любопытство; всем хотелось знать, кто он такой и как попал в руки дикарей. Через несколько минут его уже вырядили в рубашку, штаны, куртку, повязали ему на шею галстук, а на голову надели широкополую шляпу. Он не сопротивлялся, когда на него надевали этот костюм, очень шедший к нему. Дик Тилльярд, изображавший лакея, заметил, что, наверно, его наряжали так не впервые.
На следующий день командир сошел на берег с сильно вооруженным отрядом; он взял с собой Тамаку, чтобы добиться каких-нибудь сведений от дикарей, которые, по-видимому, привыкли видеть белых людей. Дикари спрашивали, где их невольники, и требовали их обратно. Тамаку ответил, что один из них принадлежит экипажу судна, а другой желает остаться на корабле, так что их нельзя отдать, но английский командир согласен сделать дикарям какой-нибудь подарок, если ему скажут, как попал к ним белый мальчик. После этого, по словам Тамаку, между ними поднялись долгие разговоры, пока не выступил старый вождь. Он объявил, что готов сказать правду: лет семь тому назад он со своими людьми подплывал в большой лодке к этому острову и встретил английскую лодку, которую несло течением. На ней было несколько человек и маленький мальчик. Взрослые были уже мертвы; а маленького мальчика они взяли к себе и заботились о нем с тех пор.
Тамаку подозревал, что взрослые были убиты; однако не стоило говорить об этом с вождем, так как он, наверно, стал бы отрицать это.
Командир окончил обзор острова и узнал все, что можно было, о мальчике, и мы снова направились к западу.
Гарри становится членом нашей компании. — Его быстрые успехи. — На якоре у вулканического острова. — Поездка на лодке вокруг острова. — Погоня за китоловным судном. — Ураган загоняет нас на незнакомый остров. — Повреждение лодки. — Находим кокосовые орехи. — Поиски пищи. — Остров птиц. — Мы устраиваемся на острове птиц на ночлег.
Не стану описывать наше плавание на запад, виденные нами острова, опасности, которых нам удалось избежать, и бури в ложно называемом Тихом океане. Конечно, по временам он бывает тихим, когда наступают продолжительные штили; так, два раза мы жарились под лучами тропического солнца, не испытывая прохлады даже по ночам. Но все мы были здоровы и не хворали цингой благодаря большим запасам лимонного сока и консервов из овощей.
Гарри вскоре стал общим любимцем, он был благодарен за оказанное ему добро, усердно учился и скоро постиг все, что знали другие. Он быстро научился говорить по-английски, или, вернее, припомнил английский язык. По мере того как он стал говорить, воспоминания прошлого приходили ему на ум и он упоминал различные случаи, которые еще более уверили нас в основательности подозрений командира.
Мы с Гарри очень полюбили друг друга, и я часто осторожно наводил его на воспоминания о прошлом. Он помнил свою мать и описывал ее красавицей, какой, вероятно, была миссис Гудсон в свое время; говорил об отце как о великом вожде, начальнике множества людей. Рассказывал и о корабле, на котором он был. Корабль этот был гораздо больше «Героини». Между прочим, Гарри говорил и о пойманной громадной рыбе, рассказывал, как ее разрезали и сжигали. Из всего этого я понял, что судно было китоловное.
Наконец он сказал, что помнит, как его увезли в лодке и после этого он никогда уже не видел корабля. Тут у меня уже не осталось никакого сомнения, что Гарри — давно потерянный ребенок капитана Гудсона и его жены. Он ничего не помнил об избиении экипажа; помнил только, что очутился среди смуглых дикарей, с которыми и остался. Может быть, он был в бессознательном состоянии от голода, когда дикари напали на лодку, и не видел, как они убивали матросов.
Я сейчас же рассказал все командиру; он внимательно допросил Гарри и пришел к тому же заключению. Он сказал Гарри, что его фамилия Гудсон и что он, капитан, употребит все усилия, чтобы возвратить мальчика оплакивавшим его родителям. Гарри был очень взволнован и часто говорил мне, как ему хочется видеть мать; он уверял, что сразу узнает ее; думал, что и она узнает его. Я напомнил ему, что мать его сильно постарела с тех пор, как он расстался с ней, что она побледнела от горя и болезней, но что она наверно узнает его и что он должен сделать все, чтобы походить на нас. Тогда мать увидит, что он настоящий английский мальчик.
Командир спросил нас, примем ли мы его в нашу офицерскую каюту, причем прибавил, что мы должны давать ему хороший пример. Мы согласились единогласно, и Гарри Гудсон стал членом нашей компании. Сначала некоторые матросы, и в особенности Дик Тилльярд, были не очень довольны этим. Но когда я передал ему слова командира, он сказал:
— Хорошо, мистер Рэйнер; если вы последуете его совету, то из Гарри выйдет толк; а мы по-прежнему рады помогать ему.
Командир переговорил также и с Гарри, хотя он, в сущности, не нуждался в наставлениях, так как изо всех сил старался во всем подражать нам и говорить правильно по-английски. Мы научили его также читать и писать. Вероятно, он раньше учился азбуке, потому что через неделю уже умел читать несложные слова. Это был очень умный от природы и милый мальчик.
Капитан, очень набожный человек, часто говорил с Гарри о Боге, рассказывал о Сыне Божием, о том, как Он пострадал за грехи человечества. Так Гарри из язычника, каким был во время жизни у дикарей, стал христианином, и, я думаю, лучшим, чем многие из нас.