Тем летом квартира осталась в моем полном распоряжении – сосед, богатенький выпускник частной школы из Дартмута, нашел себе жилье поприличнее, – и я читал с утра до ночи. Я читал, когда чистил зубы, когда ел лапшу; я читал, даже когда шел по улице (что, как выяснилось, требовало изрядной сноровки). И вот в один прекрасный день где-то в середине лета я совершенно неожиданно влюбился.

Объектом моей нежной страсти стала Элизабет Беннет. Разве мог я устоять перед чарами главной героини романа «Гордость и предубеждение», когда другим это оказалось не под силу? Такого пленительного образа я в жизни не встречал. Великолепная и остроумная, смешливая и задорная – рядом с ней жизнь казалась ярче. Когда ее старшая сестра Джейн восторгалась новым знакомым: «он именно такой, каким должен быть молодой человек… умный, добрый, веселый»[9], Элизабет насме шливо заметила в ответ: «К тому же он недурен собой… что также говорит в пользу молодого человека, если к нему это относится». Кроме того, она – смелая и великодушная, решительная и преданная – бросается защищать своих близких, словно львица. Во время визита в соседнее имение, где проживают знатные друзья, Джейн заболевает. И тогда младшая сестра, не раздумывая, идет три мили пешком по грязи, чтобы позаботиться о старшей; Лиззи глубоко безразлично, что такой поступок могут счесть недостойным девушки ее положения.

Элизабет, как и мне, тоже досталась непростая семья. Джейн – идеальная сестра, милый, терпеливый и надежный друг. Но три младших сестры были несносны. Мэри, средняя, – педантичная зануда, которая все свои мысли черпала из книг («Гордость и тщеславие – разные вещи, хотя этими словами часто пользуются как синонимами»). Младшие, Китти и Лидия, – пустоголовые вертихвостки. Отец семейства был умен (я выпрямлял спину, стоило ему заговорить, хотя с Элизабет он держался весело и шутливо), однако все силы тратил на пререкания со своей вздорной супругой – средоточием нервозности и безрассудства. Отношения четы Беннет напоминали затянувшуюся комедию, и, что хуже всего, они об этом знали. «Вам доставляет удовольствие меня изводить. Конечно, вам нет никакого дела до моих истерзанных нервов», – жаловалась миссис Беннет. «Вы ошибаетесь, моя дорогая. Я давно привык с ними считаться. Ведь они – мои старые друзья. Недаром вы мне толкуете о них не меньше двадцати лет», – парировал ее муж.

Мне нравилось и то, что Элизабет, так же как я, мало интересовалась браком (стоит ли осуждать ее за это при таких-то родителях?). «Если бы я задумала приобрести богатого мужа, – говорит Элизабет, – или вообще какого-нибудь мужа…» Разумеется, взгляды Лиззи никоим образом не влияли на чаяния ее матери. Каждое утро, как только на окнах распахивались гардины, миссис Беннет, терзаемая мыслью о том, как бы поскорей выдать дочерей замуж, начинала докучать мужу просьбами нанести визит Чарлзу Бингли – молодому человеку со средствами, который недавно переехал в соседнее имение, – пока другие мамаши до него не добрались.

Вскоре сестры были представлены мистеру Бингли и его другу, мистеру Дарси, располагающему еще бóльшими средствами. Один – полная противоположность другого. Бингли походил на бойкого, дружелюбного щенка бигля. «Клянусь честью, – признался он своему другу на первом балу, – я еще ни разу не встречал за один вечер так много хорошеньких женщин». Дарси, напротив, держался надменно, словно сиамский кот, который, стоит к нему прикоснуться, тут же принимается брезгливо вылизывать себя. Ему даже хватило наглости пренебрежительно отозваться об Элизабет сразу после знакомства: «Что ж, она как будто мила. И все же не настолько хороша, чтобы нарушить мой душевный покой», – пытался уклониться Дарси, когда Бингли предложил ему потанцевать с Элизабет. Для меня подобное заявление прозвучало как личное оскорбление. Каким надо быть идиотом, чтобы не очароваться ей так же, как я? Лиззи была полностью со мной согласна. Она не последовала примеру сестры и Бингли (по мнению Джейн, он был «именно такой, каким должен быть молодой человек»), сразу же влюбившихся друг в друга. Напротив, Элизабет мысленно прозвала Дарси самодовольным пижоном. А вскоре приехал и третий молодой человек, знавший Дарси с детства и подтвердивший все ее подозрения насчет несносного характера последнего. Тем временем Дарси с тревогой наблюдал за увлечением друга и держать свое мнение при себе явно не собирался. Положение Джейн в обществе было ниже, чем у Бингли, к тому же члены семьи Беннет, за исключением Джейн и Лиззи, вели себя чрезвычайно бесцеремонно. Судьбу Джейн решил бал в доме Бингли. Там присутствовали все соседи, и Беннеты воспользовались чудесной возможностью выставить себя на посмешище. Миссис Беннет во всеуслышание ликовала по поводу предстоящего брака старшей дочери – «более того, как много хорошего это событие сулит ее младшим дочерям, которые после замужества Джейн окажутся на виду у других богатых мужчин», – не волнуясь о том, что ее рассуждения могут быть превратно истолкованы или подхвачены злыми языками. «Кто такой для меня твой мистер Дарси, чтобы мне его бояться?» – фыркнула она в ответ на попытку Элизабет утихомирить мать. Мэри, несмотря на полное отсутствие дарования, весьма охотно ублажала публику скверной игрой на фортепиано. Последней каплей стало поведение родственника Беннетов – напыщенного и вместе с тем угодливого священника по имени мистер Коллинз, заявлявшего: «Я… ставлю служение церкви, в смысле почетности, вровень с исполнением самых высоких обязанностей в королевстве – конечно, если только не забывать, что это служение должно осуществляться с подобающим смирением». Коллинз, один из первосортных болванов в мировой литературе, позволил себе возмутительную бестактность – обратился к мистеру Дарси, не будучи официально ему представленным.

Элизабет сгорала от стыда за каждую выходку своей родни: «…если бы все члены ее семейства нарочно сговорились выставить в этот вечер напоказ свои недостатки, им едва ли удалось бы выполнить это с бóльшим блеском и добиться более значительного успеха». И я страдал вместе с ней. Поведение родни полностью подорвало все шансы Джейн (единственного стóящего человека в этой семейке, помимо Лиззи) на счастливое замужество. Исправить ситуацию не представлялось возможным, Дарси видел более, чем достаточно. И, похоже, его совсем не волновало то, что его друг и Джейн любят друг друга. А когда Беннеты спохватились, было слишком поздно – оба молодых человека уже уехали; судя по всему, Бингли оказался потерян для Беннетов навсегда. Джейн впала в отчаяние, Элизабет – в ярость. У меня чесались руки свернуть Дарси шею.

Эта книга оставляла совершенно иное впечатление нежели «Эмма», и не только потому, что я сам изменился. С первых строк романа Эмма была кругом неправа. Она раздражала меня до тех пор, пока Остин не показала, как много общего между мной и главной героиней. Теперь же, дочитав «Гордость и предубеждение» уже до середины, я не просто был полностью на стороне Элизабет – я соглашался с каждым ее словом, с любым суждением. Мне нравились ее друзья и были ненавистны враги. Я поддержал бы ее, восстань она хоть против целого мира.

Но тут происходит резкий поворот событий, и все встает с ног на голову. Лиззи встречается с человеком, которого никак не ожидала увидеть вновь. И этот человек делает ей совершенно неожиданное признание. В порыве негодования она позволяет себе наговорить лишнего и в ответ получает длинное холодное письмо, которое представляет все события первой части романа в абсолютно ином свете. Элизабет читает его – и отвергает доводы Дарси. Потом перечитывает еще раз и вдруг понимает, что все это время жестоко ошибалась.