В наши дни, чтобы добраться от Москвы до Калиновки, надо сесть на поезд, идущий до Курска, расположенного примерно в ста километрах от украинской границы. Оттуда вы часа два тащитесь по разбитым проселочным дорогам до Дмитриевки, поворачиваете на юг к Хомутовке (районному центру с населением в шесть тысяч жителей), а затем — на юго-запад, к Калиновке4.

В конце июня бескрайние поля вокруг родного села Хрущева утопают в зелени. Почва здесь не столь плодородна, как соседние черноземы, но гораздо более щедра, чем на севере, в Подмосковье. Кажется, деревни, затерянные среди этих весело зеленеющих полей, должны процветать. Однако и через столетие после рождения Хрущева весной, когда ежегодный паводок превращает неасфальтированные проселки в грязь, большая часть деревень оказывается отрезана от мира. Главные улицы в большинстве из них — это грязные дороги, изрытые глубокими колеями. Дома — деревянные, по большей части покосившиеся.

На малой родине Никиты Хрущева главная улица заасфальтирована, как и дорога от Калиновки к Хомутовке. Асфальт был проложен во времена, когда Хрущев находился у власти. В то же время на главной площади села вырос потрясающий ансамбль: неоклассический Дворец культуры с четырьмя колоннами (выстроенный, говорят, на месте церкви, где крестили Никиту), общежитие сельскохозяйственного училища, перемещенного из Курска в Калиновку, и пятиэтажная школа, которая служила гостиницей для российских и зарубежных гостей, приезжавших полюбоваться цветущей Калиновкой, когда она находилась под благодетельной опекой Хрущева. За площадью раскинулся большой пруд, а с другой стороны, вдоль дороги в Хомутовку, выстроился аккуратный ряд домиков из красного кирпича, которые прекрасно смотрелись бы в любой английской деревне. Живут в этих домиках обыкновенные колхозники, чей колхоз до 1964 года носил гордое название «Родина Хрущева».

Пройдя мимо Дворца культуры и обогнув озеро, мы выходим на дорогу, вдоль которой пасутся козы. Она ведет нас в «старое село»: массивная стела сообщает нам, что «здесь родился и провел детство Никита Сергеевич Хрущев». Дом, в котором он родился, давным-давно снесен, но на его месте стоит чистенький кирпичный домик, готовый к приему туристов. Крестьянка, живущая в этом доме, с гордостью показывает нам большой портрет Хрущева в красном углу — там, где прежде висели иконы.

В 1894 году Калиновка и близко не имела того «идеального облика», какой она обрела при Хрущеве. После отмены крепостного права в 1861 году часть земли, которую обрабатывали крестьяне, перешла в их собственность: однако даже для наиболее зажиточных крестьян освобождение вовсе не означало процветания. Освобожденные крепостные получили слишком мало земли и вынуждены были выплачивать за нее непомерный выкуп. Население деревень быстро росло, а производительность сельского хозяйства падала. Прибавьте к этому индустриализацию, проводимую царским правительством, растущие цены на землю и падение цен на зерно: в результате всего этого к концу девятнадцатого столетия русская деревня переживала тяжелейший кризис. К 1900 году большинство крестьян зарабатывали земледелием едва ли четверть необходимого прожиточного минимума: прочее они получали, нанимаясь батраками к помещикам или богатым соседям и, таким образом, возвращаясь к положению полукрепостных5.

Согласно отчету о жизни крестьянства, опубликованному в России в 1888 году, все крестьяне, как богатые, так и бедные, за очень редкими исключениями, жили в тесных крестьянских избах, площадь которых составляла пять — семь метров в длину и ширину. «На этом пространстве, иногда разделенном на две комнаты, теснятся и взрослые, и дети. Воздух в избе столь душен и сперт, что наши гигиенисты вынуждены признать за ее бревенчатыми стенами оздоравливающие свойства — иначе остается непонятным, почему обитатели избы в буквальном смысле не задыхаются»6.

Другой отчет, начала двадцатого века, добавляет такие детали: «Все еще распространены дома без труб… Крыши почти у всех изб соломенные, часто худые; зимой, чтобы сохранить тепло, крестьяне обмазывают стены навозом. Семья крестьянина… спит на скамьях, лавках и на печи… Бань практически нет… Крестьяне почти не пользуются мылом… Кожные заболевания… сифилис… эпидемии, недоедание… Мясо, ветчина, растительное масло появляются на столе лишь по праздникам, два-три раза в год. Обычный стол крестьянина состоит из хлеба, кваса, часто — капусты и лука; осенью к этому добавляются еще некоторые свежие овощи»7.

За два года до рождения Хрущева население Калиновки составляло 1197 человек, из них 588 мужчин и 609 женщин. В 156 избах в среднем проживали по восемь человек8. В середине девятнадцатого столетия большинство изб в деревне Вирятино в соседней Тамбовской губернии были курные, темные, с закопченными от дыма стенами: в зимние месяцы вместе с людьми там жил и домашний скот. Правда, к началу двадцатого века в Вирятине остались всего две-три курные избы9. Что же касается работы — в том же отчете 1888 года сказано: «Всякий, кто писал о русской деревенской жизни, даже всякий, что несколько месяцев провел в деревне, знает, что трудно вообразить себе труд тяжелее и утомительнее крестьянского…»10 Уже с шести-семи лет деревенские ребятишки ходили за водой, за дровами и приучались к полевым работам. В восемь-девять они пасли коров и овец, а к тринадцати работали в поле наравне со своими отцами, от рассвета до заката11. Хрущев начал работать, в сущности, едва научившись ходить. Совсем ребенком он пас телят, овец, а затем и коров в близлежащем поместье, где работал его отец12. Фотографий маленького Никиты у нас нет, но нетрудно представить бойкого рыжеволосого парнишку, до шести-семи лет — в одной крестьянской рубашонке, позже — в грубых домотканых штанах, льняных или шерстяных13. Сам он вспоминал, что мальчишкой с ранней весны и до поздней осени бегал босиком: «Каждый в деревне мечтал о паре ботинок. Для нас, ребятишек, большим счастьем было, если перепадала пара приличной обуви. Носы мы вытирали рукавами, штаны подвязывали веревкой»14.

Для мальчика вроде Никиты, здорового и много времени проводящего на открытом воздухе, такое существование было терпимым. Однако позже, говоря о жизни беднейшего крестьянства, он неизменно описывал ее как ужасную, жалкую и нуждавшуюся в коренных переменах. Пастухи вроде него были, по его воспоминаниям, «беднейшими из бедных»15. Единственной доступной обувью Хрущева в Калиновке были лапти, не защищающие ни от холода, ни от сырости. Лапти были символом крестьянской бедности. Гораздо позже, уже став во главе Советского Союза, Хрущев не раз повторял, что его страна «вышла из мужицких лаптей». По иронии судьбы, своей выходкой на заседании ООН осенью 1960 года, где он стучал башмаком по столу, Хрущев лишь укрепил мнение о себе как о грубом и невежественном «русском мужике».

Работа в Калиновке едва ли могла воспитать в ребенке вкус к изящному; то же можно сказать и о крестьянских развлечениях, главным из которых вплоть до рубежа веков оставались кулачные бои стенка на стенку. Они устраивались по праздникам — в Рождество, Богоявление, а также на Масленицу. В Вирятине «деревня делилась на два конца — две команды: они собирались на лужайке возле церкви. Дрались в обычной уличной одежде. Строго-настрого запрещалось использовать что-либо, кроме кулаков: нарушитель изгонялся с поля… В бою принимали участие не только взрослые мужчины, но и подростки. Заводилами выступала молодежь, за ней в бой вступали взрослые. Каждый боец выбирал себе партнера [то есть противника], равного по возрасту и телосложению: так, молодые не бились со стариками, и т. п. Кое-кто перед боем выпивал для храбрости. Вся деревня сходилась посмотреть на драку»16.