люди вроде меня вынуждены всю жизнь пытаться продать себя подороже. Нам платят деньги за то, чтобы мы делали то, что не очень-то и хотим. Это называется делать карьеру.

— Ну, рано или поздно можно обрести богатство и независимость.

— Очень редко. Да и лучшие годы к тому времени будут уже позади. Если только удачно выйти замуж. Хотя что такое в данном случае удачно?

Когда котильон закончился, Бартенс под руку с графиней фон Раскуль подошёл к нам. Слегка поклонившись, он проговорил, глядя мне в глаза:

— Скажите, господин Блаунт, правда ли, что вы решили делать карьеру частного детектива и совать нос в чужое грязное бельё, чем весьма расстроили своего отца? — на губах Бартенса змеилась глумливая ухмылка. — И даже нанялись помощником ушлого адвоката, а после его смерти некоторое время выдавали себя за него?

Все слышавшие эти слова замолчали, и на несколько секунд вокруг нас воцарилась напряжённая тишина. Я смотрел в весёлые глаза Бартенса, но чувствовал, что все взгляды стоявших поблизости людей обращены на меня.

Ясно, что Бартенс меня провоцировал, вот только зачем? Неужели, чтобы убрать свидетеля на дуэли? По идее, что может быть удобней? Способ верный и, можно сказать, в некотором смысле «официальный».

Мне ужасно не хотелось идти на поводу у этого урода, однако промолчать было совершенно невозможно. Оскорбление нанесено, а значит, должна последовать сатисфакция.

— Это такая же правда, — начал я, раздельно и чётко выговаривая слова, чтобы всем было хорошо меня слышно, — как и то, что особа, рассказавшая вам об этом, является стареющей весёлой вдовушкой, решившей напоследок гульнуть и заведшей себе молодого кавалера из высших слоёв общества, который, в свою очередь, видимо, не имеет природного обаяния, чтобы найти себе пассию, более подходящую по возрасту, а потому довольствуется тем, что предлагают.

Достаточно было взглянуть на багровое лицо Бартенса, чтобы понять, что каждое слово попало в цель. Раздался тихий смешок, послуживший спусковым механизмом для нервов Бартенса: издав сдавленный возглас, он кинулся на меня и вцепился в горло. Я позволил ему сделать это, чтобы коготки увязли с гарантией. Мы повалились на пол, заставив окружающих с криками раздаться в стороны. Чьи-то руки вцепились в нас и не без труда растащили. Бартенс был не в себе: хрипел и порывался снова накинуться на меня. Я поправил галстук и подмигнул бледной от ярости Раскуль.

Немного угомонившись, Бартенс стряхнул с себя чужие руки, одёрнул фрак и, сверкнув на меня глазами, проговорил, цедя слова сквозь зубы:

— Я не знаю, кого вы имели в виду, господин Блаунт! Вероятно, кого-то из моих добрых знакомых. Тот факт, что вы с ними не знаетесь, поскольку вращаетесь совершенно в иных кругах, вас не оправдывает. Я требую удовлетворения. Завтра, на рассвете.

Я безмятежно улыбнулся.

— Если бы вы не сказали этого, я сам потребовал бы от вас сатисфакции. Впрочем, я рад, что именно вы вызвали меня.

Бартенс иронически приподнял бровь.

— Вам угодно выбрать шпагу? — поинтересовался он, намекая на то, что мне известно о его меткости.

— Нет, я знаю, что клинком вы владеете не хуже меня, — ответил я. Бартенс пару раз выигрывал национальный чемпионат, когда я пропускал соревнования. Впрочем, дело было не в этом. Мне хотелось разделаться с этим выскочкой гарантированно, безо всяких шансов на то, чтобы он вывернулся. Это должно послужить примером другим желающим проехаться насчёт моей профессии и отношений с отцом. — Я требую, чтобы мы стрелялись через платок и по жребию.

Глава 11

— По жребию? Что это значит? — насторожился Бартенс.

— Секунданты зарядят лишь один из пистолетов. Мы не будем знать, какой именно. Таким образом, у вас не будет никакого преимущества передо мной. Пусть судьба решит, кто из нас достоин смерти. Угодно вам принять мои условия, или вашей храбрости хватает, лишь чтобы болтать попусту? — я, не моргая, уставился в глаза Бартенсу, который на секунду замер, осознавая, что именно ему предлагают, а затем изменился в лице.

Его гневный румянец сменился бледностью, кадык над тугим воротником судорожно прошелся вверх-вниз.

Но, конечно, не могло быть и речи о том, чтобы отказаться от предложенных условий. Скривившись и делая вид, что ему всё равно, Бартенс делано равнодушно пожал плечами.

— Как угодно. Встретимся на рассвете. Я пришлю вам своего секунданта. Дайте ему адрес, чтобы он знал…

— Не будем затягивать, — перебил я, не собираясь сообщать, где проведу эту ночь. — Договоримся сейчас.

— Хорошо, вот мой секундант, — Бартенс обернулся к стоявшему за его спиной Готли. — А кто ваш?

— Господа, кому угодно? — громко спросил я, оглядевшись.

Как я и ожидал, желающих присутствовать на подобной дуэли сыскалось более чем достаточно. Я выбрал толстого и круглощёкого Стэнли, с которым во время учёбы советовался иногда по поводу своих химических опытов.

Секунданты отправились в сторонку, чтобы обговорить детали, а остальные разошлись. Ни Бартенс с фон Раскуль, ни мы с Софи долее оставаться на балу не стали.

Уже в машине, сидя рядом с Софи, которая, кажется, пребывала в полном смятении, я понял, что мог не опасаться назвать Бартенсу адрес «Элеонора» — уж эту-то ночь я проведу совершенно спокойно, ведь если со мной приключится беда, пойдут слухи, что Бартенс постарался избавиться от противника до дуэли, а для человека его положения это означало бы конец всем связям в обществе. Это должна понимать даже графиня фон Раскуль (я предполагал, что она могла бы организовать какой-нибудь несчастный случай с противником своего возлюбленного, чтобы избавить того от необходимости участвовать в поединке). Бартенс не простил бы ей такого, ведь все подумали бы на него в любом случае.

И всё же, надолго оставаться в «Элеоноре» не стоит, нужно подыскать квартиру. Насчёт исхода дуэли я не беспокоился: магия защитит меня от пули Бартенса.

Мои мысли прервала Софи.

— Как вы думаете, где Майкл? — спросила она. — Я правильно понимаю, наш план провалился, и всё кончилось не так, как вы планировали?

Я мог бы ответить, что никакого чёткого плана у меня и не было, так что и проваливаться было, собственно, нечему, но вместо этого сказал другое:

— С графиней не было её дворецкого Франца. Она всегда ходит с ним, так что это странно. В клинике, где мы с вами впервые встретились, именно у него спрашивал один из посланных Кирзби наёмников,