Он дышал. И кажется, вполне ровно. Сердце тоже билось. Винченцо взял его за руку, убеждаясь, что да, сердце работает ровно. А что дыхание неглубокое, так…

— … но его чувствительность в ряде случаев оставляет желать лучшего. Оно рассчитано на усредненного пациента и целителя тоже усредненного.

Пальцы Джера сжали руку.

И глаза открылись.

— П-пригляди з-за ними… голова что-то…

— Болит? — заботливо поинтересовался Карраго. — А это потому что у тебя в ней кровяной сгусток. Махонький… видишь?

— Мозговой удар? — мальчишка подобрался и даже попытался встать, но тут уж Винченцо не позволил. Он надавил, заставляя барона опуститься на пол, на грязную сумку, которую заботливо сунули ему под голову. — У меня нет…

— Пока нет, — Карраго положил пальцы на глаза. — И не будет… мы ведь тут, верно? А я не позволю какому-то там… сейчас, дорогая, необходимо уточнить… смотри, на третьем витке пропускаешь… да, выходишь не на завершение, а на новый круг по расширяющейся спирали. И задача здесь — удержать потоки ровно. Вот так, умница… ты всегда была сообразительной, еще бы характер другой… не фырчи… концентрируйся. И давай осторожно на завершение. И теперь смотри…

— Еще есть!

— Говорю же, умница… отмечай. Ставь локальные метки… и не спеши. Пока сгустки маленькие… и да, их можно развеять…

— Он умереть? — Ица опустилась на колени и требовательно дернула Миару за рукав.

— Не мешай им, — попросил Винченцо. — Если кто и сможет что-то сделать, то они. Поэтому пусть делают. Понимаешь?

— … но дело не в них. Нужно отыскать причину. Кровяные сгустки у человека столь юного не появляются без причины…

Кивок.

И ерзание. Ица подвигается поближе и, вытащив грязную тряпку, которая в иной жизни могла бы считаться носовым платком, вытирает со лба пыль, смешанную с потом и кровью.

— И если не найти причину, то мы так и будем сидеть и развеивать…

— Вот эта штука, которая в его голову вошла, может быть причиной? — Миара протянула девчонке второй платок, который был мало чище первого. — Сотри, пожалуйста, кровь у висков. Там, где эта… вещь крепится.

Ица не сразу принимает платок.

Но приняв, сосредотачивается на деле. А Миара давит вздох. Да, правильно, Винченцо тоже знает, что порой человека нужно просто занять.

Это не от сочувствия. Сочувствовать Миара не способна. А вот убрать потенциальную помеху — в её характере.

— Несомненно… я удивлен, что наш дорогой юный пациент вовсе жив, обрати внимание… если ты еще не обратила. Оно воспринимается единым целым. Его нервная система словно бы продолжается в артефакт… и он становится частью этой системы.

— Много говорит! — вырвалось у Ицы. — Делать!

— Он делает, — Винченцо придерживал голову парня, глаза которого закрылись. Но дыхание все еще было ровным, да и судя по тому, что Миара с Карраго довольно спокойны, то сон этот вызвал ими же. — У него характер такой… говорливый. Случается.

— Однако от этого металл не перестает быть металлом, и если с точки зрения энергетической структуры все отлично, то с точки зрения тела, оно не радо принимать это вот… чем бы оно ни было. И возникает реакция… специфическая.

Карраго повернул голову влево.

Вправо.

— Да не дергай ты его! — возмутилась Миара. — Я так не могу работать…

— А надо, чтобы могла. На самом деле, полагаю, имеем локальный ответ организма, однако… пока мы не сумеем разобраться, то… любой сгусток может закупорить сосуд. Поэтому… вот так, дорогая, а теперь ассистируешь и не мешаешь. Будь мы в моей башне, я бы воспользовался…

Винченцо слушал краем уха.

Они не в башне Карраго. Там бы он, несомненно, воспользовался бы удобным случаем, чтобы вскрыть парнишке череп и взглянуть на эту удивительную структуру поближе.

Но барону повезло.

Определенно.

— … еще немного… стабилизируем… и вот обрати внимание на этот локус. Он малозаметен, но поверь моему опыту, именно такие, малозаметные локусы зачастую и являются…

— Проклятье, — Дикарь опустился на пол. — Эту штуку можно как-то… снять?

— Не советую… — Карраго не повернулся в его сторону. — Во-первых, насколько я понял, от этой штуки в целом зависит наше пребывание здесь. И не факт, что, когда её снимем, мы останемся желанными гостями… хотя бы просто гостями. Полагаю, здесь найдутся способы… избавляться от тех, кому не рады.

И в этом был резон.

— Если он умрет, легче не станет, — возразил Дикарь.

— Не умрет. Пока мы тут, не умрет… к слову, я полагаю, что как раз, попытайся мы избавить нашего юного друга от тяжкой ноши его, это как раз и привело бы к летальному исходу… структуры, как я говорил, срослись, даже сроднились…

Парень дернулся и захрипел.

— Держи! Возьми сердце и легкие, а я пока отключу… убедительно прошу не беспокоить нас в ближайшее время. На все вопросы мы с радостью… или не очень, но ответим позже. Или нет. Да контролируй ты плотнее! Сядь ближе, а то ощущение, что ты его коснуться боишься! Винченцо, будь добр, тоже… сила понадобится… чтоб вы знали, сколько нужно силы, чтобы совершить малотравматичную операцию… я сейчас изолирую этот локус и затем…

Дальше Винченцо мало что понял. Он подозревал, впрочем, что не только он. Зато Карраго замолчал, что само по себе говорило о серьезности ситуации.

Подобралась Ица.

И Дикарь подвинулся ближе.

Потом отступил, потянув за собой девочку.

— Не мешай им…

— Нет, — Миара не повернула голову. — Не мешает. Пусть держит. И говорит. Функции частично сохранены. Он точно нас слышит. И её услышит. Если мальчишка не будет сопротивляться, то все пройдет легче… мозг сопротивляется постороннему вмешательству. Скажи ей…

— Я понять, — огрызнулась Ица и сделала глубокий вдох. А потом заговорила, на своем лающем некрасивом языке.

А Винченцо ощутил, как из него потянули силу.

Пускай.

Главное… главное, что если парень загнется, то нужно будет искать нового хозяина для короны. Он посмотрел на нее, растопырившую колючки-шипы, словно уже присматривающую кого-то, кто…

Нет уж.

Избавьте.

Парень разлепил губы, и речь Ицы ускорилась.

— Еще немного… какой же упертый баран…

— Я… — открылись и глаза. — Н-не… б-баран…

— Чудесно… речь сохранена, и это уже хорошо, — Карраго накрыл ладонями лицо. — Не дергайся, я вовсе не пытаюсь выдавить тебе глаза…

— А что, речь могла бы и… —