Заранее подготовленный спич буквально пригвоздил Ермакову к спинке кресла. Чего-чего, а услышать такое от инспектора при первой встрече она явно не ожидала. Думала, тот начнет проверять документацию, задавать провокационные вопросы. Но чтобы вот так, по-душевному, с пониманием, да еще и с сожалением…

И тут Андрей не прогадал. Ведь человеку, которому есть что скрывать, который чего-то боится, всегда удобнее занять позицию обиженной стороны, из обвиняемого превратиться в потерпевшего – такую возможность своей собеседнице он предоставил. А та «клюнула», ведь ей действительно было что скрывать.

– Я сама не пойму, почему Виолетточка так поступила. Я же ее, как дочь родную, любила. А она мне, как вы правильно заметили, возьми да нож в спину! Каких-то педофилов нафантазировала, гадости понарассказывала… Откуда только слова такие знает? Ладно я – может, и в самом деле где-то недосмотрела, голос на нее повысила. Может, и рукой перед носом махнула. Но зачем подобную ахинею нести и уважаемых людей области во все это впутывать? Мне им теперь в глаза стыдно смотреть. Особенно уважаемому Николаю Павловичу. Широкой души человек, последнюю рубаху готов снять, чтобы детдому помочь. – И она преданным взглядом посмотрела на маленький портрет Ладутько в плетеной рамочке. – Подошла бы ко мне, поговорили б… А так что вышло? Я ж Виолетточку, когда она из Москвы вернулась, простила. Она у меня даже прощения попросила. Ну, думала, все, образумился ребенок. А она – бац, и опять сбежала. Даже страшно подумать, что с ней сейчас, – врала, даже не краснея, примеривая на себя роль потерпевшей, Ермакова.

– Вы знаете, я не удивляюсь. Особенно если учесть, что она психически нездорова. Кто знает, что творится в ее маленькой головке, – подыгрывал директрисе Ларин. – В общем, картина мне абсолютно ясна. Будь моя воля – я бы сегодня же отправился в Москву, наскоро подготовив отчет, выставив вашему детдому исключительно положительные оценки, и не тратил бы ваше драгоценное время. Но, увы, придется соблюсти кое-какие формальности, – словно бы извиняясь, развел руками Андрей.

– Что вы! Конечно. Нам абсолютно нечего скрывать, – охотно подхватила Евгения Викторовна. – Завтра же организуем вам экскурсию по детдому, пообщаетесь с воспитателями, детьми… – Директриса бросила взгляд на настенные часы и спохватилась: – Ой, забыла, сейчас же у них начнется представление в актовом зале. Мне надо срочно бежать. Вы не беспокойтесь – к завтрашнему утру я подготовлю всю необходимую документацию.

– Вы не против, если я составлю вам компанию? – предложил Андрей.

– Чудесно, – улыбнулась Ермакова. – Заодно и посмотрите, какая у нас культурно-развлекательная программа…

…Дети стекались в актовый зал: занимали места, глазели на пустую сцену, перешептывались – мол, интересно, что будут показывать на этот раз. Сцена же пока пустовала, но за кулисами уже просматривалось какое-то движение.

В ожидании представления дети начали маяться. Толстяк с третьего ряда зашелестел оберткой. Конопатый хулиган вывел ярким маркером на деревянной сидушке: «Вера лошица». Рыжий осторожно приклеил к волосам белобрысой девчонки жевательную резинку. Наголо стриженный пацан с фингалом под глазом прописал смачного фофана очкарику.

Ларин с директрисой сидели на галерке.

– Евгения Викторовна, я тут у вас Доску почета видел. Возрождаете добрые советские традиции? – как бы между прочим спросил Андрей.

– А почему бы и нет? Ведь это своеобразный рейтинг работников, который развивает в каждом из них дух соперничества, стимулирует к новым свершениям. Но мы не ограничиваемся лишь одной визуальной информацией – постоянно поощряем лучших денежными премиями, выходными, – похвалилась Ермакова.

– А если этот лучший вдруг провинился? Ну, скажем, начал опаздывать на работу, перестал надлежащим образом исполнять свои служебные обязанности? Его фотографию с Доски почета снимают?

– Естественно. Правда, за время моего руководства у нас был лишь один подобный случай, и тот произошел буквально на днях, – разоткровенничалась Евгения Викторовна, тут же спохватилась, но, как говорится, слово обратно в рот уже не вложишь.

– Впечатляющая статистика. И кто же этот человек?

– Один из наших воспитателей. Настоящим профессионалом своего дела был, постоянно на Доске почета его фото висело.

– Был? – переспросил Ларин.

– Именно что был. Оказалось, наркотиками баловался, погиб, с крыши сорвался – в общем, несчастный случай, – протараторила Ермакова и тут же переменила тему. – Вчера к нам на работу пришла новая воспитательница-волонтер. Ей и зарплата не нужна; говорит, мол, у нее выходы на западные гранты есть, так что она женщина обеспеченная, но печется о детях-сиротах. Обещала помощь из-за границы организовать. Фея просто. Я и дети от нее в восторге. Отзывчивая, добрая, работящая. К тому же фокусы показывает. Представляете, только вчера оформилась, а уже говорит мне – Евгения Викторовна, давайте завтра детям праздник устроим, волшебное представление покажем. А я говорю – так ведь деньги нужны, чтобы выездной цирк заказать, а у нас с ними напряженка. А она в ответ – я сама справлюсь, вы только добро дайте. Так я и дала. Вот теперь сгораю от любопытства, что же за такое волшебное представление она нам приготовила…

Андрей уже собирался было вернуться к разговору о погибшем воспитателе и попытаться вытянуть из директрисы хоть какую-нибудь стоящую информацию, но тут в зале внезапно погас свет. Дети стихли, замерев в ожидании.

Вспыхнул прожектор. Мрачно-желтый конус высветил на сцене стройную молодую женщину в голубом цилиндре и розовом фраке. Ее лицо скрывал грим – белый как мел. Губы фокусницы были накрашены яркой красной помадой, а глаза обведены черной, как смоль, тушью. В правой руке женщина держала указку, на кончике которой золотилась, сверкая сотнями блесток, звездочка.

– Приветствую вас, мои дорогие, – обратилась она к юной аудитории.

Раздались бурные овации. Фокусница медленно подняла руку с указкой – и аплодисменты сошли на нет.

– Позвольте представиться. Я Великая Волшебница Анастасия Непревзойденная, – продолжала она. – Сегодня вы станете свидетелями магии, и на ваших глазах произойдет настоящее чудо. Такого вы еще никогда не видели. Ну что ж, не буду вас томить. Прошу внимания.

В динамиках раздалась барабанная дробь – точь-в-точь как в цирке, когда акробат собирается совершить опасный трюк. Но прыгать через охваченный огнем обруч, балансировать на канате или совершать невероятные кульбиты через голову женщина, естественно, не собиралась. Это нехитрое звуковое сопровождение лишь служило фоном, подчеркивающим важность момента, который вот-вот должен наступить.

Когда же дробь участилась и тут же резко стихла, фокусница моментально сняла с головы цилиндр и вытащила из него за уши серого кролика – продемонстрировала его раззявившим рты детям и спрятала обратно. Затем последовало несколько взмахов волшебной палочкой, и из цилиндра выпорхнул белоснежный голубь, полетел над головами изумленных детишек. Заложив круг, он приземлился на ладонь той, которая эпатажно именовала себя Анастасией Непревзойденной.