В Любероне, горном массиве на юге Франции, есть большие охряные рудники, а еще более знаменитые залежи охры находятся в тосканской Сиене: мне нравится думать, что мой маленький кусочек краски был привезен оттуда неолитическими торговцами, деловито менявшими краски на горные меха. Ченнино Ченнини писал о том, как в детстве, гуляя с отцом, он нашел охру в Тоскане. «И, достигнув небольшой долины, очень дикого крутого места, и поскребя кручу лопатой, я увидел трещины, заполненные землей самого разного цвета», – рассказывал он. Ченнини нашел желтую, красную, синюю и белую землю, «и эти краски появились на этой земле точно так же, как морщина проявляется на лице мужчины или женщины».

Я понимала, что во всех местах, где добывали охру, от Сиены до Ньюфаундленда и Японии, будут свои истории, но в поисках этой первой цветной краски я решила отправиться в Австралию, потому что именно там я могла найти самую длинную непрерывную традицию живописи в мире. Если меня так очаровал маленький кусочек пятитысячелетней охры, то насколько сильнее я была бы очарована в Австралии, где пещерные художники использовали эту краску более сорока тысяч лет назад? Но я также знала, что в самом центре Австралии я найду историю о том, как эта древняя традиция живописи трансформировалась в одно из самых захватывающих новых художественных течений последних лет.

Перед отъездом в Австралию я позвонила своему другу – антропологу из Сиднея, который много лет работал с аборигенами. В конце нашего телефонного разговора я посмотрела на свои записи. Вот они:

– На это уйдет время. Много времени.

– Охрой до сих пор торгуют, даже сейчас.

– Красная охра – это мужское дело. Будь осторожна.

Последний пункт я рассеянно подчеркнула несколько раз. Казалось, что самая распространенная краска на земле была и самой таинственной. Получить полную информацию об охре оказалось немного сложнее, чем я думала.

Сидней

Когда мы с Хетти Перкинс, одной из местных кураторов в галерее Нового Южного Уэльса, пили кофе в саду галереи после открытия ретроспективы искусства аборигенов, она энергично рассказывала о скрытых от посторонних глаз традициях коренного населения[29]. «Это одеяло, – сказала она, положив руку на лист белой бумаги в моей тетради, – а это Австралия, – продолжила она, прикоснувшись к деревянному столу. – Ты поднимаешь бумагу, а под ней все… многие картины похожи на одеяло… мы не понимаем полностью их смысл, но знаем, что они передают суть этой земли». Меня заинтриговало, не заглядывала ли она, так сказать, под этот самый стол. «У меня нет на это права, – сказала она. – Вот почему я осторожна. Не мое дело – спрашивать, что что-то означает. Это придет позже».

В тот вечер я осознала, что, по сути, собиралась искать пигмент, который в одном из своих воплощений мне не разрешалось видеть и который использовался для рисования тайных изображений, о которых мне не разрешалось знать. Я с уважением отнеслась к этим тайнам. Но что же тогда, в этих довольно суровых условиях, я могла бы найти на севере, а затем и в центре Австралии, что помогло бы мне понять привлекательность охры?

Дарвин

То, что я обнаружила, было самой охрой. Я нашла ее сразу же, я обнаружила многие мили охры. Вся верхняя оконечность Австралии – это один большой карьер охры, ее так много, что люди используют ее в коммерческих целях для производства цветного бетона. В первое утро в Дарвине я отправилась на раннюю утреннюю прогулку по пляжу Ист-Пойнт, который славится своим многоцветьем. Скалы были похожи на пошедшее волнами малиновое мороженое, как будто какому-то ленивому предку было поручено смешать желтые, белые, оранжевые и красные кусочки в коричневый цвет настоящих скал, но его отвлек пробегавший опоссум, и в конечном итоге этот лентяй оставил сушиться несмешанные цветные вихри. Пятна алого гематита напоминали брызги крови на белесых камнях. Когда я растерла рыхлую гальку в известковом растворе и добавила каплю морской воды, то обнаружила, что могу рисовать полученной краской – на своей коже, на бледных скальных выступах. Но, в отличие от гладкой итальянской охры, эти австралийские пигменты были зернистыми и отслаивались неровными кусочками. За этой краской не стоит проехать и мили, подумала я, хотя, конечно, понимала, что именно это и сделала.

Путешествие по австралийской коробке с красками

На востоке виднелся Арнемленд, освещенный постепенно поднимающимся солнцем. Это была родина аборигенов, которую посторонние могут посетить только по их приглашению. Когда вы смотрите на некоторые карты, это место кажется почти пустым – место, о котором вам не нужно знать, если у вас нет собственной карты. Сидя на каменных плитах и наблюдая, как солнце окрашивает небо в розовый цвет, я размышляла о красках Арнемленда. Как они возникают, куда деваются.

Торговля охрой

Было время, когда вся Австралия была сетью торговых факторий[30]. От Арнемленда на севере до южной оконечности Австралии, от западного побережья до пляжей Квинсленда группы людей собирались вместе для корробори (ритуальный танец австралийских аборигенов) и обменивались ценными предметами. Отчасти это был важный метод получения хороших инструментов и полезных предметов, но также способ выстраивания социальных связей мирными (по большей части) способами. Если вы привыкли каждый дождливый сезон торговать с соседями, то одновременно можно было заключать мирные договоры и разрешать споры. Люди могли обменять бумеранг (бумеранги в те дни не возвращались) на копье или топор на точильный камень – с ритуалом корробори, чтобы отпраздновать обмен. А охра – действительно хорошая охра – была одним из самых ценных товаров.

Уилга Миа в горах Кэмпбелл в Западной Австралии – одна из самых священных шахт охры на континенте. В 1985 году Николас Питерсон и Рональд Ламперт[31] описали, как ходили туда с некоторыми из ее владельцев из племени варлпири. Им пришлось просить разрешения войти, и не только у владельцев шахты, но и у священных существ, которые, как считалось, жили под его древними сводами. «Не причини нам вреда», – молились мужчины, прежде чем войти в шахту с факелами и металлическими топорами, а в другой раз они уговаривали духа шахты, говоря, что им нужно совсем немного. До 1940-х годов охру обменивали на копья у южных племен, на щиты и бумеранги – у северных[32]. Еще в 1980-е годы охру добывали и продавали, хотя там, где некогда ее собирали в посуду из коры, к концу ХХ века складывали в пластиковые ведра.