Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поездка.
Елизар. Предложение… странное предложение. Хотя и сам Елизар тоже странный… с другой стороны, Елена давно уж привыкла к тому, что живые в целом куда сложнее и страннее мертвых. Главное, чтобы платил.
- Вот, - Лялечкин подвинул тарелку. И пачку со сметаной. – Вам надо кушать. Дядя сказал.
А Федюня говорил, что наоборот, кушать Елене надо поменьше, что она и без того фигурой обделена, а если ещё и есть будет как не в себя, то и вовсе расползется.
Хотелось именно как не в себя.
- А… где он?
- Ушёл.
- Куда?
- Туда, - Лялечкин указал на окно, за которым было темно и жутко.
- Там… выл кто-то.
- Собаки, - соврал Лялечкин и покраснел. – Или волки.
- В Подмосковье?
- Может, из зверинца сбежали… или всё-таки собаки. Большие.
Нет, с точки зрения здравого смысла объяснение было вполне логичным, тем паче стаи собак встречались. В позапрошлом году одна неподалеку от поселка завелась. Тогда крепко нервы всем потрепали, и собаки, и коммунальщики, и зоозащитники.
Но…
Выли те собаки иначе.
И от того воя не возникали мысли о суетности бытия.
- А дядя не боится?
- Дядя… он большой специалист по борьбе… с бродячими собаками. И с волками тоже. Вы кушайте. А я пока порисую, ладно?
Елена кивнула.
Пусть рисует. А она и вправду кушать будет. Не в себя.
- Я ещё чаю сделаю. И печенье есть. Дядя купил.
- Хороший у тебя дядя…
- И неженатый. Ой, извините…
- И неженатый, - Елена проткнула пельмень вилкой и сунула в рот. – Почему?
- Ну… некроманты в принципе редко женятся.
- Что?
- Ничего. Характер у него… своеобразный, - Лялечкин сказал это шёпотом и огляделся, явно подозревая, что дорогой четвероюродный дядюшка из далекой Караганды где-то да прячется. – Вы кушайте, кушайте… и волноваться не надо. Он вернется. Скоро.
Если волки не загрызут.
- Вряд ли. Скорее уж наоборот… - Лялечкин пристроился в углу с альбомом, в котором что-то презадумчиво чёркал, время от времени поднимая взгляд к потолку.
Елена тоже посмотрела.
Побелить бы пора. Да и в целом, пусть в доме и навели порядок, но явно, что дом этот долго стоял нежилым. Обои где-то выцвели, где-то потемнели. Краска на ставнях потрескалась, как и верхний слой клеёнки на столе. И рисунок поблек до размытых серых пятен. Но вот холодильник в углу урчал. Плита тоже работала. А остальное так ли важно.
- Спасибо, - Елена доела и осознала, что глаза слипаются. – Я… пожалуй… пойду.
Спросить бы вообще, как она в этом доме оказалась, но неудобно, выйдет, что Елена слегка не в себе, если не помнит… или совсем не в себе.
- Нельзя, - вскочил Лялечкин.
- Почему?
- Ну… дядя запретил выходить. Пока он не вернется. Давайте, я вам лучше ещё чаю сделаю?
- Чаю?
- С сахаром. И с печеньками. Печеньки шоколадные.
- Сделай, - согласилась Елена и посмотрела на окно по-новому. А ручек нет. Но и решёток нет. Если выбить, скажем, табуретом стекло, то можно попытаться удрать.
Мысль была ленивой, поскольку отягощенный пельменями организм бегать куда бы то ни было не желал.
- Он скоро вернется. И вы поговорите… а хотите… хотите я вам морг покажу?
- Тут?
Лялечкин посмотрел на пол, покраснел густо-густо и кивнул.
- В доме? В подвале? – Елена на всякий случай и пальцем в пол ткнула, чтоб уж точно избежать недосказанности.
- В доме. В подвале. Там очень хороший морг! По последнему слову…
Ага.
В доме морг, а в окрестностях – маньяк… оно, конечно, с выводами спешить не стоит, но как-то вот одно с другим и сочетается. Прямо чудесным образом сочетается.
- Вот… вот мне кажется… что вы сейчас что-то не то подумали, - Лялечкин выключил чайник и залил заварку кипятком. – Неправильное…
Интересно, что в его представлении было правильным? И как в это правильное укладывался морг, оборудованный в подвале среднестатистического дома садового товарищества «Белые яблони». Елена поерзала, пытаясь прикинуть вес табурета. Относительно своей физической подготовки у неё заблуждений не было. Впрочем, как и физической подготовки, но…
Если табуретом и по макушке.
А дверь…
- Этот дом давно использовали… для исследовательских целей.
- Ещё один ваш родственник?
- Скорее дядюшкин. То есть, он дяде ближе, чем мне, - подав чай, Лялечкин отступил на безопасное расстояние, благо, кухня была немаленькой. Настолько далеко Елена табурет не добросит.
А чай?
Если кипятком. В лицо?
Лицо у Лялечкина было полно печали. И взгляд ещё укоряющий.
- Я, когда волнуюсь, говорю много… но я вас нарисовал. Эскиз пока…
И альбом развернул.
Что ж, в том, что Лялечкин рисовать умеет, Елена ещё когда убедилась. Но вот… вот… это и вправду она? Такая… похожая, но вместе с тем… в последние годы она видела себя совсем другой. Уставшей. Загнанной. Несчастной. А тут… будто…
Вдохновенная?
- Вы… мне льстите, Лялечкин.
Тыкать после такого рисунка вовсе неудобно.
И вовсе даже не старая… точнее морщинки есть, в уголках глаз, но они словно бы часть её.
- Ничуть. Раньше я просто слишком боялся… а сегодня увидел, какое у вас лицо. Там, на практике…
Точно, вдохновенное. И понятно, почему эта парочка маньяков затащила её в заброшенный дом и теперь заманивает в подвал, обещая морг показать. За свою приняли.
- Жаль, холсты испортили… - вздохнул Лялечкин. – Портреты редко выставляют, но можно было бы попробовать.
- Я… куплю. Хотите?
Когда-нибудь.
Когда её отпустят. И когда деньги появятся… и вообще. Когда-нибудь.
- Ваши не подойдут, к сожалению. А правильные стоят… дорого, - он опять вздохнул. – Если хотите, оставьте. Я запомнил, так что повторю при необходимости.
- Спасибо…
Елена хлебнула чая, запоздало подумав, что в него могли и снотворного плеснуть. Потом закусила печенюшкой, решив, что снотворное могло быть и в пельменях. И вовсе, если уж они столь маньячны, что мешало снести Елену в подвал раньше? Пока она была без сознания?
А если так, то…
Швырять в Лялечкина чем бы то ни было казалось сущим варварством. А Елизар…
Елизар шёл по следу, который был на диво свежим, точно для него оставленным. И главное, если поначалу след состоял из сгустков тьмы, приправленных ментальным
