Новые займы я давала только тем, в ком могла быть более-менее уверена. Давала очень осмотрительно и небольшими суммами. Правда, и прибыль получалась небольшая. И к тому же с новым заемщиком никогда не знаешь, сумеет ли он выплатить долг до конца. Но при всем при том, еще раз внимательно изучив свою бухгалтерию и проверив аккуратно поступающие платежи, я решила, что начну платить Ванде. Отныне каждый день полпенни будет уходить на покрытие долга ее отца, а полпенни пусть она забирает себе. У нее заведется собственная звонкая монета; и ее отец, и сама она почувствуют, что значит постоянный заработок.

Я как раз решила про себя, что поговорю с Вандой после обеда, когда она соберется домой, и тут дверь с грохотом распахнулась. Ванда вбежала в дом, прижимая к груди корзину, все еще полную зерна и корок, и выкрикнула:

— Они были тут, возле дома!

Я не поняла, о ком это она, но, встревожившись, мигом вскочила на ноги. Лицо у Ванды побелело от страха, а ведь она была не из пугливых. Отец выдернул из очага кочергу и сказал:

— Пойдем покажешь.

— Это разбойники? — прошептала мать. Я тоже первым делом подумала про разбойников, когда вообще обрела способность хоть что-то соображать. Хорошо, что мои деньги в банке, далеко отсюда. Мы поспешили следом за отцом. На заднем дворе недовольно попискивали куры, которым не дали еды. Ванда показала нам следы. И сразу стаю ясно, что никакие это не разбойники.

Копыта как будто едва-едва коснулись легкого свежего снежка, не проломив наста. Однако это были именно копыта: большие, размером с лошадиные, только раздвоенные, как у оленя, и с не очень хорошо заметными острыми выступами спереди. Следы вели прямо к нашему дому, а потом кто-то, вероятно, спешился и заглянул к нам в окно. У этого кого-то были очень странные сапоги с длинными острыми носами. И сапоги тоже почти не проваливались в снег.

Сначала мне это показалось каким-то бредом. Да, конечно, следы необычные, но наверняка кто-то просто зло подшутил над нами. Как те мальчишки, что швырялись в меня камнями, когда я была маленькая. Кто-то подобрался к дому и оставил такие вот следы нарочно, чтобы напугать нас. Или еще хуже: чтобы отвлечь нас, пока он нас ограбит. И я уже раскрыла рот, чтобы все это изложить, но тут же осеклась. Ведь тогда злоумышленник должен был сам наследить рядом с фальшивыми следами. Разве что он свесился с крыши и нарисовал следы палкой. Но снег на крыше тоже оставался нетронутым. Раздвоенные следы цепочкой тянулись через весь двор, уходили в лес и терялись под деревьями. Я глянула в ту сторону. Меж деревьев все еще поблескивала дорога.

Я ничего не сказала, и отец с матерью тоже промолчали, мы лишь смотрели и смотрели на лес, не в силах отвести взгляда. Из всех нас заговорила только Ванда.

— Это Зимояр, — произнесла она. — Зимояр приходил сюда.

Лесные цари и всякое там волшебное зверье совершенно не вязались с нашим двором и с курами. И мне очень трудно было представить, чтобы какой-то колдун явился сюда из леса поглазеть в наше окно. Ну что здесь может быть интересного? Моя узкая кровать прямо под окном, очаг с маленьким котелком, буфет, который отец сам смастерил в подарок матери, да мешки с зерном в кладовой. Самый обычный дом, обычнее не придумаешь. И все домыслы о чародеях и водяных показались мне еще более бредовыми. Я выпрямилась и снова посмотрела на следы, почти ожидая, что они чудесным образом исчезнут. Пускай они пропадут пропадом, а с ними и все смятение, которое они привнесли в нашу жизнь!

И вдруг отец принялся разметывать следы кочергой. Он медленно прошел вдоль всей цепочки, до самой опушки леса, волоча по следам кочергу, а потом, вернувшись к дому и затоптав остатки следов, подошел к нам и сказал:

— Больше ни слова об этом. Неизвестно, чьи это шутки, возможно всего лишь детские шалости. А ты, Ванда, займись своими делами.

Я, признаться, очень удивилась. Никогда я не слышала, чтобы он говорил таким резким тоном. Ванда колебалась. Она еще раз глянула туда, где только что были следы, но все же ступила на развороченный снег и принялась кормить кур. Мать стояла, плотно завернувшись в шаль, сжав губы и стиснув руки.

— Зайди-ка в дом, Мирьем, помоги мне с картошкой, — сказала она.

Мы с матерью зашли в дом, и она беспокойно окинула взглядом соседские дома и городской тракт. Но все соседи уже давно разбрелись кто куда по своим делам. На Зимоярову дорогу больше никто не глазел.

Отец же подошел к окну, что над моей кроватью, и, измерив его длину и ширину, сделал зарубки на палке из поленницы. Потом надел кафтан и шапку, взял топорик и ушел, прихватив с собой палку.

Я проводила его глазами, потом посмотрела на мать. Та выглядывала из окна на двор, который уже вовсю подметала Ванда.

— Мирьем, — заговорила мать, — твоему отцу нужен парень в помощь. Мы попросим брата Ванды ночевать у нас и будем ему за это платить.

— Платить за то, что он у нас ночует? Да если этот Зимояр и заявится сюда, какой прок от мальчишки? — Сказав это, я рассмеялась: придет же матери такая чушь в голову! Мне показалось тогда, что мать шутит, а потом я не могла вспомнить, отчего я так решила. Беседуя с матерью, я чувствовала себя едва очнувшейся от сна; будто бы этот сон еще не до конца растаял.

Но мать резко одернула меня:

— Не смей болтать о таких вещах. Чтобы я больше ничего подобного от тебя не слышала. И ни слова о Зимоярах, ни одной живой душе в городе.

Тут уж я совсем запуталась. О Зимоярах судачат все, кому не лень, — ведь дорога-то теперь рядом. И к тому же завтра базарный день, о чем я поспешила напомнить матери.

— Значит, не пойдешь на рынок, — отрезала мать.

Я, конечно, заспорила: у меня же товар из Вышни, его надо продать. Но мать взяла меня за плечи и сказала:

— Мирьем, послушай меня. Брат Ванды будет приходить к нам и ночевать у нас, а мы будем ему за это платить. Тогда Ванда никому не скажет, что у нас побывал кто-то из Зимояров. И ты никому не говори, что он наведывался к нам. — Я промолчала, а мать продолжила, уже мягче: — Два года назад неподалеку от Минаска шайка Зимояров напала на три городка вроде нашего. Они сожгли церкви и богатые дома и забрали с собой все золото до крупинки. Но деревню Йазуда, где жили евреи, они не тронули, все тамошние дома уцелели. Люди решили, что евреи в сговоре с Зимоярами. И с тех пор нет больше ни одного еврея в Йазуде. Ты поняла меня, Мирьем? Никому ни слова о том, что к нам наведывался Зимояр.

Лесные цари, волшебство и разные глупые выдумки оказались тут ни при чем. Теперь мне все стало ясно.

— Завтра я пойду на рынок, — задумчиво проговорила я. Мать хотела было возразить, но я перебила ее: — Если не пойти — все сразу это заметят. Я пойду, продам два новых платья, которые купила, и поболтаю о том, что нынче носят в Вышне.

Мать медленно кивнула, погладила меня по волосам и сжала в ладонях мое лицо. А после мы вдвоем уселись за стол чистить оставшуюся картошку. Со двора доносился мерный стук топора: Ванда колола дрова. Вскоре вернулся отец с охапкой веток. До самого вечера он сидел у очага, обстругивал эти ветки и мастерил из них небольшие решетки, которые потом прибил к оконным рамам.