– Да, вернулся твой Кулагин, – кивнул майор. – На севере все тихо. Авиация пролетает мимо – идет на канал. Докладывай. Вижу по глазам, что все плохо.

– Через Вишняковку и Курыгино идут два моторизованных полка. Много танков и пехоты. Будут здесь через пару часов. Не хочу показаться паникером, товарищ майор, но долго мы не продержимся. Даже если стеной встанем, немцы обойдут город и двинутся к Солнечногорску. А мы останемся в котле. К югу от города, примерно в двух верстах, начинается лес. Его прорезает дорога. Пока не подошли немцы, можно вывести людей, оседлать лесную дорогу и там наладить полноценную оборону. Продержимся больше суток, уверен. Обойти нас лесом будет трудно…

– Да, это было бы правильно, лейтенант. – Мошляк задумчиво смотрел на карту. – Мы бы сберегли часть людей и выиграли время. А оставленный при отступлении город… он не последний. Но у меня есть приказ – держаться, пока все не станет по-настоящему плохо. Войска противника измотаны, их надо измотать еще больше, чтобы к Москве они подошли полностью истощенными. Сегодня днем мы никуда не уйдем. Посмотрим, что будет к вечеру. Держи своих людей при штабе, лейтенант. Изучи план города, возможно, будут особые распоряжения.

Гарнизон активно готовился к обороне. Снимались силы с северного направления, перебрасывались на северо-запад. Бойцы перетаскивали противотанковые ружья, пулеметы «Максим», американские пулеметы «Кольт-Браунинг» образца 1895 года. Эти штуки работали на треногах, у большинства отсутствовали защитные щитки.

На северном направлении остались только наблюдатели. Оборона уплотнилась, но все равно приходилось контролировать обширное пространство. Северо-западные окраины – небольшой частный сектор, склады, заброшенная трикотажная фабрика. Ближе к окраине – мусорные пустыри, незавершенное строительство крупного складского объекта. Укрытий в районе хватало. Но четкое понимание, как поведет себя противник, отсутствовало.

На этой окраине брали начало улицы Ленина и Островского – обе проходили через центр и тянулись в южное предместье. Снег давно не убирали, но возможность для прохода крупной техники оставалась.

Красноармейцы вытаскивали на проезжую часть всякий хлам: мебель из близлежащих домов, фрагменты стальных ворот, ржавый металлолом. Баррикады получались хлипкими – не было времени выстроить что-то основательное. Мелькали саперные лопатки – бойцы вгрызались в промерзшую землю. Покрикивали командиры, определяя места для пулеметных гнезд.

В распоряжении Мошляка имелись четыре полностью укомплектованные роты, отделение санитаров, взвод разведки. Рота капитана Лядова осталась в резерве, рассредоточилась по цехам трансформаторного завода. Носились порученцы – командиры рот докладывали о готовности. Предстояли непростые времена – санитары заняли здание местной амбулатории, реквизировали все бинты, лекарства, носилки. В распоряжении медицинской службы не было ни одного автомобиля. Впрочем, парочку дряхлых полуторок все-таки нашли на автобазе. Пожилой сторож что-то бормотал про материальную ответственность, потом побледнел, махнул рукой и с берданкой на плече побрел воевать вместе со всеми…

В городе осталось гражданское население. Народ прятался по подвалам, было много стариков, детей. Люди подходили, спрашивали, что им делать. Майор Мошляк сорвал голос, призывая жителей уходить из города, пока не поздно. А если все же решили остаться, то прятаться как можно глубже, он не несет ответственность за гражданских лиц!

После двух часов пополудни повалил густой снег. Крупные узорчатые хлопья красиво кружились в воздухе, плавно падали на землю. Интенсивность снегопада росла. Красноармейцы отплевывались, ругались – ни черта не видно! Снег шел стеной, засыпал людей, свежевырытые окопы. А когда снегопад прекратился, разразились тревожные крики: «Немцы! Приготовиться к бою!»

Из дальнего леса выползали средние танки «Т-3» и «Т-4». Первые – сравнительно легкие, с укороченными пушками, вторые – массивные, с приплюснутыми башнями и удлиненными орудийными стволами. Боевая техника не спешила, шла медленно, неотвратимо. Танки растянулись в колонну, их было не меньше десятка.

Шли грузовики – тяжелые трехтонные «Опели» с пехотой. Грузно покачивались борта, колеса вязли в ухабах. Открытое место было ветреное, снег там не задерживался.

Головной танк притормозил, распахнулся люк, оттуда показалась размытая фигура танкиста. Офицер разглядывал в бинокль очередной город, готовый сдаться на милость великой армии. Город не производил впечатления – небольшой, малоэтажный, без достопримечательностей, да еще и по крыши заваленный снегом.

Офицер внимательно разглядывал городскую окраину. Он не мог не заметить позиции советских солдат – те особо и не прятались. По дороге вдоль застывшей бронетехники забегали люди. На опушке показалась минометная батарея. Пехотинцы покидали машины, разбегались по полю…

Минометный обстрел начался внезапно. Фашисты вели огонь по площадям. Предварительную разведку они не проводили. Самоуверенности еще хватало – даже в столь непростые для вермахта времена.

Мины разорвались у истоков городских улиц, повредили водонапорную станцию. Бойцы прижались к земле. Кто-то спрятался под металлическими щитами. Взрывы разбрасывали мерзлую землю.

Передали по цепочке: «Огонь не открывать, ждать!»

Обстрел продолжался несколько минут. Осколки срезали ветки с деревьев, повалили опору электропередачи. Загорелся дощатый сарай, к нему тут же стали подползать бойцы, оказавшиеся поблизости, – погреться. Пробежали санитары – забрать раненого.

Танки возобновили движение. Несколько машин сползли в кювет, снова выбрались на дорогу, обойдя головной танк. Командир не рвался в бой на белом коне. Башенные орудия вели непрерывный огонь. Пехотинцы рассыпались цепью, двигались вдоль дороги с карабинами наперевес. Маскировочное облачение у пехоты отсутствовало, шли в темных шинелях. Махали руками взводные командиры, призывали солдат растянуться. До наших позиций оставалось метров пятьсот. Окопы молчали. Санитары протащили окровавленного бойца – парнишка жалобно выл и звал маму.

Под гусеницей танка сработал заложенный фугас. Мощность взрывного устройства была неслабой. Тяжелая машина вздрогнула, ее окутал едкий черный дым. Отвалилась гусеница, танк завертелся, встал поперек дороги. Залегли пехотинцы, бежавшие рядом. Распахнулся люк, выпрыгнули двое. Остальные не успели – из нутра танка повалил густой дым, вырвалось пламя.

Остальные машины стали уходить с дороги, развернулись в поле. Башенные орудия не прекращали огонь. Пехота пряталась за танками, невзирая на смрадные ароматы. Позиции красноармейцев заволокла прогорклая завеса. До атакующей шеренги оставалось метров четыреста. Рычали танки, переваливались через ухабы. Подошли грузовики, из них посыпались солдаты, стали разворачиваться в цепь.

– Огонь! – прокричали командиры.

Загрохотали пулеметы, захлопали винтовочные выстрелы. Автоматы «ППШ» пока молчали – не та дистанция. Атакующая пехота перешла на бег, солдаты обгоняли танки. Снова заработала минометная батарея. Мины падали с душераздирающим воем, рвали землю и человеческие тела.