Я знаю, ты прочтешь эту запись и потому больше писать об этом не буду. Думаю, что ты что-то поймешь из написанного мной, хотя… Оно порой и не очень откровенно, но между строк, при желании, можно прочесть больше…»

2.02.85 год.

«…Как быстро летит время! Уже через неделю бахнет восемнадцать…

Пора задуматься над тем, что будет там, пока еще далеком и в то же время таком близком будущем… Это уже посерьезнее, чем после 10-го класса. Время ошибок прошло.

Вчера точно и бесповоротно было решено, что этот год, решающий год, я проведу в Москве. Он должен дать все. Заставить себя работать в Уфе — абсурд. Мне нужны экстремальные условия и сознание того, что рядом нет теплой постели и горячей жратвы… Надо, надо искать интересных людей, чтоб общаться с ними. Надо читать нужную литературу. Это единственная возможность познать себя…

Что такое театр для меня? В голову приходят мысли о «Дизайне». Когда что-то теряешь, остается тоска по прошедшему и по несбыточному. Ведь, если уеду, «Дизайн» останется здесь уже без меня… Танец всегда тянул, влек к себе. Но танец другой, новый…

Встает вопрос, может пойти учиться в культпросвет? Но… Прежде всего, мне нужен профессионализм, и там есть возможность его получить. И все-таки… Все-таки придется оставить мечту о профессиональном танце…

Где получить то, что ищу? Даже не ищу, пожалуй, а пока только чувствую? Но вот передо мной «Записки режиссера» Александра Таирова… Черт же возьми! Оказывается есть, по крайней мере, было то, что я ощущала в себе последние месяцы, — такое неудовлетворение собой!..»

23.05.85 год.

«И опять встает передо мной вопрос. Чувствую, что не имею права задавать его… Кажется, что если скажу ему сейчас — «Люблю», то скажу впервые. Только сейчас чувствую — доросла, оглушило этим меня, как будто воды нахлебалась… Теперь говорю: — Люблю!

С этой огромной лавиной любви пришла и ворвалась ревность, разъяренная, безобразная и злая ревность ко всему. Я ревную его даже к самой себе. Странно?.. Он должен быть сам, без всего и без всех, таким, какой он есть…

Боже, я схожу с ума! Я ЛЮБЛЮ.

…А что случилось сейчас? Что? Что, что, что? Милый мой, единственный! Если я потеряю тебя, у меня в жизни не останется ничего… Если не будет тебя со мной, я пропаду, меня ждет гибель… Меня ждет гибель, ты слышишь? Любимый, не покидай меня!»

В Уфе уже лето… Солнце щедро льет потоки света, заливая ими улицы. — Какие розы! И как их много! И это все мне?! Вот это букетище…

Эля прижала цветы к груди. Потом вытянула руки с букетом перед собой и залюбовалась ими. Лицо ее светится счастьем. Но вдруг оно побледнело, как будто его опрокинули. По скулам пробежал трепет какого-то священного таинства… В потемневших глазах плеснулась бездна.

— Ты что? — испугался Юра, вглядываясь в лицо любимой.

Она прижала цветы к груди и выдохнула:

— Я люблю тебя…

Они бежали по аллее большого Проспекта, взявшись за руки, и на каждой скамейке оставляли по розе. Цветы алели на пустых скамейках, как знаки прекрасной и большой любви…

«…Сегодня купила билеты в Москву. Где там буду жить, пока не знаю.»

«…Пусть ты вспомнишь перед смертью ливень, (я готова иссушить его), а я вспомню дождь, обычный серого цвета дождь.

И пусть я банальна! Может быть, именно поэтому я ищу и жажду красоты, красоты во всем. Красоты души, чувства, движения, тела. Я ищу гармонию, которая властвует надо всем. Ее огромную притягательную силу я ощутила на себе. Эта сила способна только притягивать!

Я буду тянуться к тебе, и если между нами образуется бездна, я просто-напросто погибну на дне ее, а может…»

06.06.85 год.

Лилия Федоровна открыла дверь и вошла в комнату, где над своим письменным столом склонилась Эля.

— Я бы, Эльмирочка, хотела с тобой поговорить… — она нервно закашлялась.

Дочь резко повернулась к матери:

— Ты обо мне и Юре? Да? Знай, мама, в моей жизни все уже решено. Я не могу без него.

— Я все понимаю. Но ты подумай. Не надо так спешить, у тебя еще не решено с будущим…

— Ты о моем образовании? Это решится, но только, если он будет рядом. По-другому я не могу.

Мама прошла на кухню и склонилась к плите, чтоб никто не увидел ее лица. — Эльмирочка, доченька… У Юры такая трудная судьба. Как ты это все выдержишь? Сейчас его после травли выселили из Уфы… Что-то будет дальше? Ну, ладно, что поделаешь… Надо жить. И, кажется, готовить какую-нибудь еду.

Лилия Федоровна взяла сумку и вышла из квартиры.

— Вы на базар? — встретила ее в коридоре Евгения Петровна и прицепом двинулась за ней вниз по лестнице:

— А я за почтой. Да, без Веры Алексанны вам трудновато.

— Не то слово.

— Вы чем-то расстроены?

— А, бывает… Ничего страшного, — попыталась улыбнуться в ответ Лилия Федоровна. Соседка понимающе качает головой и провожает ее сочувственным взглядом.

«Ура! Сегодня полезем разрисовывать трубы!