моменту глупо уже отрицать, что он то и дело жертвует ради Шей Сильвермун временем и делами — даже ради сомнительных авантюр вроде этого похода в гадальную лавку.

Потому что с ней всегда интересно. Потому что…

«Шей — это Шей. Она особенная».

Дункан, похоже, единственный из присутствующих, для кого эта сцена оказалась сюрпризом. Глаза остекленели, лицо цветом напоминает плохо перемешанный клубничный коктейль — полосы белого, полосы красного. Не по душе мысль, что твоя сестра спит с долбаным чоканутым риггером, да, бедняга? — думает Рактер равнодушно. Нет разницы, правда это или нет, раз все уверены, что да, и давно.

Похоже, он все сделал правильно: все в секунду забыли про то, какую именно гексаграмму они с Шей разделили на двоих, словно свадебные кольца. Отлично. Уж лучше смешки и перешептывания, чем то мрачное и тревожное, как предгрозовое небо, молчание, которое сопровождало предыдущее предсказание.

Но Рактер его, конечно, помнит, и не сомневается, что Шей тоже не забыла. Свойство силы — перетекать из одного сосуда в другой, подобно воде… Сильный принимает и благословляет свое одиночество, слабый бежит от него.

Не отнимая у него свою дрожащую руку, она находит силы напоследок поторговаться:

— Я правильно понимаю, бабушка, что на общем будущем мы экономим сотню прекрасных звонких нюйен?

Гадалка недовольно поджимает губы, но подтверждает:

— Да. За последнее гадание денег не возьму.

* * *

Обратно на “Дырявую калошу” они возвращаются пешком, хотя погода и не думает исправляться.

Рактер и Шей идут под одним зонтом. Остальные ушли немного вперед, тактично дав им возможность поговорить наедине.

— Ловко придумано, — произносит она как-то отстраненно.

— Простите. Знаю, это бестактно…

— Что? Вовсе нет. Все и так думают про нас черт-те что.

— Хм… Ну да. Не хотел, чтобы другие волновались из-за пустяка. Особенно Гоббет — вы же знаете ее, она способна раздуть из дурацкого гадания целую катастрофу.

— Или не пустяка — вот что меня тревожит…

— Тем более. Думаете, ее предсказание имеет отношение к тому, что происходит в Гонконге? К этой… Цянь Я?

(Шей несколько раз приходила к нему в мастерскую поздно ночью потому, что не могла заснуть. Ей, как и остальным в городе, постоянно снятся какие-то малоприятные сны про выпадающие зубы.

Однажды она спросила Рактера, спит ли он сам когда-нибудь. “Ну, надо же иногда делать дефрагментацию и проверки на вирусы и ошибки”, — ответил Рактер, но она так посмотрела на него, что пришлось пояснить, что это шутка, и да, иногда он спит.

Но ему не снится ничего, никогда).

— Я уверена в этом. — Шей молчит какое-то время, потом произносит: — Знаете, я поначалу думала, что вы совсем не разбираетесь в отношениях. Как все эти стереотипные гениальные ученые-чудаки. Но для человека, у которого нет эмоций, вы очень ловко манипулируете чужими.

— Ну так со стороны многое видно лучше, — улыбается он. — «Лицом к лицу лица не увидать», как писал один русский поэт.

— Поэт? Какой?.. — Она тоже растягивает губы в улыбке.

А он всматривается в цвета волн ее мозга: буря эмоций улеглась, но он видит не совсем то, что ожидал. Предложение играть пару не должно было ни разозлить Шей, ни даже особенно смутить — ведь остальные, действительно, и так давно считают, что они вместе. Однако за ее безмятежной, как всегда, улыбкой он видит малиновые полосы стыда, наливающиеся отчетливым багрянцем гнева. И все тот же старый добрый испуг. И — совсем уж непонятное — голубые волны какой-то грусти, расходящиеся кругами, как круги от капель дождя в лужах.

Рактер все еще держит ее за руку. Выше запястья кожа — в мурашках, кожа холодная от дождя, но сама рука теплая, даже горячее, чем обычно, хотя пульс у Шей всегда чуть быстрее среднего человеческого и температура тела выше — как у кошки.

Он останавливается и слегка сжимает ее пальцы, вынуждая ее тоже остановиться.

— Шей, вы очень хорошо врете, — говорит он осторожно, — но, может быть, стоит наконец поговорить откровенно? Я вижу, что вы злитесь, а я совсем этого не хотел. Мне очень дорога наша дружба.

— Да с чего вы взяли? Ничуть не злюсь, — якобы непонимающе моргает она.

— Помните, при знакомстве вы спросили меня про мозг — как там у меня все устроено. Ну так вот. Мозг у меня биологический. Нейронные связи укреплены искусственными белками, но в целом он мало чем отличается от вашего. Никаких церебральных ускорителей, даже блокаторами боли пользуюсь очень редко — они мешают концентрироваться и следить за состоянием тела. Но…

Какой-то миг он колеблется. Стоит ли дружба с Шей Сильвермун секретов, которые могут в будущем сильно ему навредить? И не ухудшат ли ситуацию его признания еще больше?

Впрочем, рано или поздно она все равно узнает…

— “Но”?.. — повторяет она.

— Все знают, что у риггеров есть особая связь с техникой, — решается Рактер, — но мало кто задумывается, как это работает. Друг мой, я живу в совсем другом мире, чем вы. Люди видят меньше одной десятитриллионной того, что нас окружает. Прямо сейчас через ваше тело проходят рентгеновское и гамма-излучение, микроволны и радиоволны, чужие разговоры по телефону и телетрансляции, хотя вы, конечно, понятия об этом не имеете. Мое восприятие гораздо в меньшей степени ограничено человеческой биологией. Поэтому я… довольно много о вас знаю. Знаю, что сейчас вы замерзли и перенервничали… Хотите мое пальто?

— Не хочу. И вовсе я не мерзну.

— У вас озноб. Температура растет. В горле что-то, похожее на начинающуюся инфекцию. Спина болит. И синяк на локте тоже.

Шей поспешно отодвигается от него, вырывает свою руку и хватается ей за шею, словно пытаясь прикрыться. И краснеет, не то от стыда, не то от гнева, который она наконец-то не скрывает.

— Господи, какая же я глупая… Давно надо было догадаться. Вы же начинены техникой под завязку. Что еще вы знаете? Какого цвета на мне белье?

— Шей, вы иногда как ребенок. Я даже знаю, какой формы ваша печень, извините за откровенность.

— “Болит синяк”… — повторяет она, запоздало осознав самое главное. — Это вы тоже видите? Мою боль?

Рактер кивает.

— И как протекающий в клетках процесс, и как электромагнитное излучение от мозга. И то, что вы сильно смущены, злы и расстроены, я тоже знаю. В смысле, не только прямо сейчас, но и до этого были.

Шей обхватывает себя руками за плечи. Она уже не скрывает, что ее знобит, да и не вышло бы: она дрожит, как в лихорадке.

— Ясно. Мои эмоции для