Даже в темноте салона автомобиля он увидел, что Кассандра улыбнулась.

– Да, хитрости ей не занимать.

– Притворяться горничной – это старая штучка. Готов поклясться, бабушка каждый раз надевает одно и то же старое серое платье. Если бы я хоть чуточку подумал, я бы догадался, что сегодня она повторит этот трюк, – сказал Гейб. – К несчастью, я был настолько оглушен, что растерял последние остатки разума. Но теперь я взял себя в руки, и самое время нам спланировать дальнейшую игру.

– И точно, – усмехнулась Кассандра. – Самое время!

– Не понял?

– Гейб, я пытаюсь заставить тебя этим заняться с того самого момента, как мы свернули к дому твоих родителей. Нам нужны не отдельные, разобщенные факты; необходимо сочинить некую единую, связную историю. Мне ничего не известно о твоем прошлом, тебе – о моем. Мы должны многое рассказать про себя друг другу; только тогда твои родные поверят, что мы знакомы уже четыре месяца.

– Я именно это и говорю.

– А я говорю это всякий раз, как мы остаемся наедине. Что показывает, как мало внимания ты обращаешь на меня.

Гейб удивленно поднял брови. Меньше всего он ожидал услышать такое. Наоборот, с тех пор как он поцеловал Кассандру, он уделял ей слишком много внимания. Правда, не тому, что она говорила, а тому, как она выглядит, какие ароматы источает. Вот почему он и не расслышал ее настойчивых предложений заняться совместно выработкой плана. Он был слишком поглощен борьбой с непреодолимым влечением к Кассандре. Вот в чем дело. И это очень серьезная проблема.

Само по себе неудержимое влечение к женщине не беспокоило бы Гейба. Его волновало, что его неудержимо влечет именно к этой женщине. Они – полная противоположность друг другу. В каком-то смысле даже враги. Какая бы странная болезнь ни поразила его, нельзя показывать ее симптомы, иначе Кассандра ни за что не даст ему преодолеть ее.

– Ну хорошо, прости меня, – сказал Гейб, извиняясь за проступок, которого, как ему казалось, он и не совершал, – так как легче было попросить прощения, чем признаться, что он не слышал ни одного сказанного Кассандрой слова, настолько она заполнила все его мысли. – Сейчас главное то, что впереди у нас весь вечер. Ты расскажешь мне про свою жизнь, я тебе – про свою. И мои родные будут радоваться до окончания рождественских каникул.

– Согласна.

– Вот и отлично.

Наступила неловкая пауза. Наконец Гейб сказал:

– Начинай ты.

Кассандра вздрогнула.

– Лучше ты.

– Ладно, – согласился он. – Все детство я провел в окружении родителей и дедушек с бабушками. Так что, можно сказать, я был слегка избалован.

Остановившись, чтобы подобрать слова, Гейб взглянул на Кассандру и увидел у нее на лице улыбку понимания.

– Я вовсе не жутко испорчен, – поспешил он заявить. – Просто обо мне хорошо заботились.

– Ты избалован, Гейб. Взгляни правде в глаза. Признайся самому себе. Это не преступление. Баловство и сделало тебя счастливым.

– Ладно, все равно это испарилось, как только мои родители уехали в Джорджию. Через десять минут после того, как самолет с ними поднялся в воздух, совет директоров пригласил меня на обед. – Тут Гейб остановился и расхохотался. – О Господи, и я сразу же узнал, что ко мне относились хорошо только из-за отца и бабушки.

Они подъехали к небольшому ресторану.

– Здесь мы сможем поговорить, – сказал Гейб, указывая на крохотное заведение с неоновой вывеской размером с трейлер.

Он распахнул дверцу автомобиля, а Кассандра не стала ждать, пока он поможет ей выйти. В конце концов, они не влюбленные, а просто сообщники. Нельзя позволить себе привыкнуть к знакам внимания со стороны Гейба, к его роскошному автомобилю и к изысканным блюдам за столом. Во-первых, она может растолстеть как бочка и облениться; но главное – долго так продолжаться не будет. Третьего января она отвезет Кэнди к своим родителям, вернется к занятиям в колледже и работе официанткой в ресторане, который лишь немногим лучше этого.

Гейб подождал, пока Кассандра выйдет из машины, и в ресторан они вошли вместе. Выбрав укромный столик в углу, они заказали кофе. Кассандра сказала:

– Все действительно было настолько плохо?

– Понимаю твой скептицизм, – усмехнулся Гейб. – Я никак не мог предположить, что у меня будет столько проблем. Большинство этих людей я знал всю свою жизнь. Половина из них работали вместе со мной или под моим началом те шесть лет, пока я входил в курс дела. Я даже представить себе не мог, что мне нельзя будет даже ручку взять, чтобы на меня не окрысились.

– Что же случилось?

– Первые шесть месяцев я крутился как белка в колесе, стараясь угодить всем и вся. Потом вдруг однажды без предупреждения приехала бабушка, и один из подчиненных не слишком почтительно обошелся со мной. Бабушка, не сказав ни слова, вернулась в Джорджию, а я на следующий день пришел в офис, меча гром и молнии.

Кассандра, не в силах сдержаться, рассмеялась.

– Наверное, зрелище было то еще.

Гейб тоже хихикнул.

– Уж поверь мне. Я решил, что слишком долго старался угодить людям, которые сами должны угождать мне, что совсем забросил руководство компанией. Убытков мы не несли – по крайней мере крах нам не угрожал. Для того чтобы «Кейн Энтерпрайзиз» пострадала, пришлось бы уничтожить минимум полпланеты. Но и роста не было. У меня имелись кое-какие планы, и я намерен был осуществить их. Позже я так и сделал. Но сначала должен был вернуть себе контроль над компанией. За два часа я уволил трех начальников отделений и назначил на их место их помощников. И с тех пор у меня нет никаких проблем.

Кассандра откинулась на спинку стула. Внимательно посмотрев на Гейба, она наконец сказала:

– Ладно, сдаюсь. Но почему ты поменял их на помощников?

Гейб улыбнулся медленной, обаятельнейшей улыбкой.

– Просто чтобы встряхнуть всех.

Пульс Кассандры молниеносно среагировал и на улыбку, и на уверенность, с какой были произнесены эти слова. Она снова начала краснеть и надеялась, что это не очень заметно. Одно несомненно: когда Гейб Кейн говорит, что встряхнет всех, он выполняет свое обещание. Это относится и к ней. Ей неплохо бы запомнить, что он способен воздействовать на нее одной лишь улыбкой. Надо научиться держать себя в руках.

– Ну вот, я поведал тебе историю своей жизни. Очередь за тобой.

Кассандра откашлялась.

– Я не совершала ничего столь знаменательного, как увольнение руководства гигантской корпорации. Так что мне особенно не о чем рассказывать. Я – последняя из пяти детей. Сразу после школы в колледж не пошла, так как не имела ни малейшего понятия, чем хочу заниматься в жизни, и знала, что мои родители не могут позволить себе тратить на меня деньги, пока я буду болтаться в университете и искать себя.