Улка задохнулась и закричала, теперь уже по-настоящему. Она с такой силой оттолкнула Саймона, что он едва не упал с камня. Распущенные кудрявые волосы, казалось, не поспевали за ней, когда она бегом возвращалась к костру.

Несколько мгновений Саймон оторопело смотрел ей вслед, потом повернулся к женщине-ситхи.

— Адиту?

Она провожала глазами убегающую Улку.

— Приветствую тебя, Сеоман, — Адиту говорила спокойно, но в голосе звучал смех. — Мой брат посыпает привет.

— Что ты здесь делаешь? — Саймон никак не мог осознать, что с ним сейчас произошло. Он чувствовал себя так, словно упал с постели посреди прекрасного сна и приземлился на голову в медвежьей берлоге. — Милостивый Эйдон! А что ты имела в виду, когда сказала «нареченный»?

Адиту засмеялась, сверкнув зубами:

— Я подумала, что это будет неплохим добавлением к Сказаниям о Сеомане Храбром. Весь вечер я пряталась в тенях и слышала, как люди говорят о тебе. Ты убиваешь драконов и владеешь оружием эльфов, так почему бы тебе не иметь и жену-эльфа? — Она протянула руку, взяв его за запястье холодными гибкими пальцами. — Теперь пойдем. Нам о многом нужно поговорить. Потереться лицом об эту маленькую смертную ты сможешь и в другой раз. — Оглушенный Саймон не протестовал, и Адиту повела его назад, к свету костра.

— Только не после этого, я не могу, — безнадежно бормотал он.

Сон Эолера был неглубоким и беспокойным, так что он проснулся сразу же, как только Иэорн коснулся его плеча.

— Что случилось? — Он пытался ощупью найти свой меч, но пальцы без толку шарили по мокрым листьям.

— Кто-то идет. — Риммерсман был явно напряжен, но выражение его лица было странным. — Я не понимаю, — пробормотал он. — Вы лучше вставайте.

Эолер перекатился на живот и поднялся на ноги, застегивая пояс ножен. Луна спокойно висела над Стагвудом, взглянув на нес, Эолер понял, что рассвет уже близок. Что-то странное действительно было в воздухе — граф уже ощущал это. Этот лес, плотным массивом простиравшийся на несколько лиг юго-восточнее Над Муллаха за рекой Баралейн, который эрнистири называли Фиаткойл, был местом, где он охотился каждую весну и совершил первое грехопадение. Он знал его так же хорошо, как собственный дворец. Ночью, когда он заворачивался в плащ, собираясь поспать, оно все еще было знакомым, как старый добрый друг. Но теперь лес стал другим, и Эолер не мог понять почему.

Лагерь шевелился, постепенно просыпаясь. Большинство людей Уле уже натягивали сапоги. Их число почти утроилось, с тех пор как Уле присоединился к Изорву — по окраинам Фростмарша скиталось много бесприютных людей, которые были счастливы присоединиться к любому хорошо организованному отряду, куда бы он ни направлялся — и Эолер сомневался, что теперь им могло угрожать что-либо, кроме основных частей армии Скали.

Но что если до Остроносого дошел слух об их прибытии? Теперь они были сильным отрядом, но для армии Кальдскрика даже в таком виде они не могли представлять собой ничего серьезнее досадной помехи.

Изорн, стоявший у края леса, кивком подозвал Эолера к себе. Граф пошел, двигаясь как можно осторожнее, но вместе с хрустом веток под собственными ногами он слышал… что-то еще.

Сперва он подумал, что это ветер завывает, как хор лесных духов, но деревья вокруг были неподвижны, и тяжелые комья снега все еще висели на концах ветвей. Странный звук был постоянным, ритмичным, даже музыкальным. Эолер подумал, что это похоже на… пение.

— Бриниох! — выругался он, подойдя к Изорну. — Что это еще такое?

— Часовые услышали это час назад, — ответил сын герцога. — Как же далеко это должно быть, если мы до сих пор ничего не видим!

Эолер покачал головой. Перед ними лежала заснеженная долина нижнего Иннискрика, бледная и неровная, как смятый шелк. Со всех сторон к опушке подходили люди, чтобы посмотреть вдаль, и в конце концов Эолер почувствовал себя стоящим в толпе ожидающих королевского шествия. Но настороженные взгляды суровых мужчин, стоявших вокруг, говорили о сильном испуге. Многие влажные руки уже сжимали рукояти мечей.

Звук пения стал невыносимо высоким, потом внезапно прекратился. Вслед за этим вдоль края Стагвуда эхом разнесся стук копыт. Эолер, все еще не совсем, проснувшийся, набрал было воздуха, чтобы сказать что-то Изорну. Но Получилось так, что когда он был готов говорить, ему пришлось снова судорожно вздохнуть.

Они появились с востока, как будто шли из северного Эркинланда — или, рассеянно подумал Эолер, из глубин Альдхорта. Сперва это казалось только сиянием лунного света на металле, далеким облаком серебристого сияния, сверкавшего в темноте. Копыта стучали, словно дождь по деревянной крыше, потом протрубил рог — странный чистый звук, пронзивший ночь, а потом они возникли из тьмы внезапно, словно армия призраков. Один из людей Уле совершенно обезумел, увидев это. С криком он бросился в лес, стуча себя по голове, как будто она горела, и больше его никто не видел.

Никто не пострадал, но ни один из тех, кто пережил эту ночь, не остался прежним, хотя и трудно было объяснить почему. Даже Эолер был совершенно ошеломлен — Эолер, прошедший вдоль и поперек весь Светлый Ард, видевшая такое, что большинство людей привело бы в состояние молчаливого благоговейного трепета. Но даже красноречивый граф никогда в жизни не мог найти подходящих слов, чтобы рассказать, как скакали ситхи.

Когда неистовый отряд мчался мимо, сам лунный свет, казалось, преобразился. Воздух стал немыслимо ясным и чистым: каждый человек, каждое дерево, каждая травинка светились по краям, словно все предметы были нарисованы на кусочках алмаза. Ситхи неслись вперед, как огромная океанская волна, увенчанная сверкающими остриями копий. Их лица были жестокими, свирепыми и прекрасными, словно охотящиеся ястребы, длинные волосы развевались на ветру. Кони бессмертных двигались быстрее, чем любая обычная лошадь, но, как это бывает только во сне, шаг их был плавным, точно растопленный мед, копыта резали тьму на сияющие полоски огня.

В считанные мгновения прекрасный отряд превратился в темное пятно на западном горизонте, гулкие удары копыт стали затихающим рокотом. Они оставили за собой тишину. Некоторые из собравшихся на опушке плакали.

— Справедливые… — выдохнул Эолер. Его голос звучал глухо и хрипло, как кваканье лягушки.

— Кто… Ситхи? — Изорн тряхнул головой, словно просыпаясь. — Но… но почему? Куда они едут?

И внезапно Эолер понял.

— Лисья сделка, — сказал он и засмеялся. Сердце его ликовало.

— Что это? — Изорн в замешательстве смотрел, как граф Над Муллаха повернулся и пошел назад, к лесу.

— Старая песня! — крикнул Эолер. — Лисья сделка. — Он снова засмеялся и запел, чувствуя, что слова вылетают из горла почти помимо его желания:

И сказал справедливый: — Настанет срок,

Уговор не будет забыт.