Я не хочу… Понимаешь? Однажды я почти потеряла его.

— Понимаю, — отвечает Руслан, и я улавливаю в его ответе печаль.

Он опечален из-за моего страха интимной близости?

Сквозь пелену слез смотрю на его задумчивое лицо. Садыков, опустив взор, разглядывает свои ладони.

Замечаю, как вздуваются на них вены.

Что мне сказать? И нужно ли что-то говорить?

— Фаиз бил тебя, Диляра? — Руслан поднимает взгляд и смотрит мне в глаза, а кажется — что прямо в душу. — Он насиловал тебя?

Глухое рыдание вырывается из моей груди. Прижимаю к губам дрожащую ладонь. Сжимаю веки.

Я впервые открыто говорю об этом кому-то.

Даже родители не знают.

— Да, — беззвучно шевелю губами.

В комнате повисает напряженное молчание.

Чувствую, как на руках поднимаются тонкие волоски. Обхватываю себя за плечи.

— Сиди, я скоро, — бросает Садыков и быстрым шагом скрывается за дверью.

Куда он пошел? Что собрался делать?

Я сижу, не в силах пошевелиться. По щекам бегут слезы, грудь раздирает от боли и ощущения пронзительного одиночества.

Слышу какой-то шум за окном. Поворачиваю голову. Там, вдали, что-то мелькает.

Будто направляемая кем-то, подхожу поближе к окну и потрясенно замираю.

Там, вдали, словно маятник, из стороны в сторону, качается боксерская груша…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

— Диляра, — зовет меня Руслан.

Оборачиваюсь и с напряжением наблюдаю за тем, как он идет ко мне.

Движения Садыкова спокойны, но я знаю — минутами ранее он был другим.

Руслан встает рядом со мной. В глаза бросаются капельки пота, проступившие на его лбу. Дыхание Садыкова все еще учащенное, и я замечаю, что он старается контролировать себя.

Руслан устремляет сосредоточенный взгляд в сторону груши. Вздыхает. Краем глаза замечаю, как он сжимает челюсти.

— Здесь дует, — нарушает затянувшееся молчание Садыков. — Давай вернемся на диван и продолжим наш разговор.

Я киваю головой. Сказать что-то сейчас для меня — непростая задача. Мое недавнее откровение лишило меня сил.

Медленно сажусь на ту часть дивана, где чисто. Руслан размещается рядом, но дистанция между нами сохраняется. Опускаю взор и замечаю покрасневшие, припухшие костяшки на руках Садыкова.

Наверное, ему очень больно.

— Диляра, — повторяет он мое имя.

Поднимаю взгляд на Руслана. Он спокойно смотрит на меня. Бархатисто-карие глаза встречаются с моими.

— Мне жаль, что это случилось с тобой, — голос Садыкова становится глухим. Он прерывисто вздыхает, выдерживает паузу и продолжает уже ровным тоном:

— Я понимаю твой страх, и не хочу, чтобы он преследовал тебя всю жизнь. Теперь я — твой муж, и у нас с тобой будет все по-другому.

Руслан внимательно смотрит в мои глаза. Я гляжу в ответ, не моргая. Мне хочется верить Садыкову, но страх слишком силен во мне. Именно он грызет моё сердце и убеждает в том, что все мужчины одинаковы. Даже самые галантные превращаются в чудовищ, когда дело доходит до их похоти.

— Диляра, я хочу чтобы ты верила мне. На самом деле, — Руслан по-доброму улыбается. Наверное, так улыбаются ребенку, которого хотят поддержать.

Вздыхаю и грустно улыбаюсь в ответ.

— Но я понимаю, что для того, чтобы между нами возникло доверие, его нужно создать, заслужить, сберечь, — Садыков не сводит меня глаз, — давай начнем с того, что тебя больше всего беспокоит. Ты боишься, что я займусь с тобой любовью и наврежу ребенку?

Я замираю.

Как Руслан это сказал!

«Займусь с тобой любовью»!

Не сексом, не «трахну тебя», нет!

— Да, — тихо отвечаю.

— Этого не будет.

Непонимающе смотрю на Садыкова. Мне не послышалось?

— Я даю тебе слово, что не буду заниматься с тобой любовью до тех пор, пока не родится ребенок. После родов, разумеется, я тоже не стану принуждать тебя.

Я потрясенно смотрю на Руслана.

— Скажи, что думаешь, — мягко просит он.

Удивительно, что человек с такой брутальной внешностью способен быть мягким.

— Так не бывает, — слетает с моих губ.

— Это твой прошлый опыт говорит тебе, но поверь, так бывает и будет. У нас — точно, — Садыков чуть наклоняется вперед, так, чтобы я смотрела ему в глаза, и продолжает:

— Я обещаю тебе, Диляра. Я не стану заниматься с тобой любовью до рождения ребенка, и после его рождения я не буду принуждать тебя к этому. Все случится когда ты захочешь этого сама. Я редко даю обещания, но если даю — то сдерживаю.

Смотрю в карие глаза Садыкова и вижу в них твердую решительность.

Сомнений уже нет — Руслан сдержит свое слово.

Откуда я знаю?

Просто чувствую.

Когда моя душа принимает это, я ощущаю, как тяжелый груз, что все это время сдавливал мои легкие, тает подобно снегу под лучами палящего солнца.

Мне становится легко, и даже дышу я теперь по-другому.

Полной грудью.

— Я верю тебе, — еле шевеля пересохшим языком, говорю.

Лицо Садыкова озаряется счастливой улыбкой, и на несколько секунд я вижу перед собой не взрослого мужика, а радостного мальчишку.

— Я рад, — Руслан продолжает улыбаться, но теперь улыбка у него уже задумчивая. — Раз мы теперь муж и жена — нам нужно научиться жить друг с другом. Ты под моей ответственностью, и я хочу знать, что происходит с тобой и ребенком. Я понимаю, что тебе трудно открыться мне. Но я прошу — давай на все это время представим, что мы с тобой лучшие друзья.

— Друзья? — хмурюсь, пытаясь понять Руслана.

— Друзья. Понимаешь, видя во мне просто мужчину, тебе будет сложно говорить о своих чувствах. Другое дело — старый, верный друг. Я стану им для тебя. Человеком, которому ты сможешь без стеснения рассказывать о всех своих переживаниях — будь то тошнота, желание съесть селедку с шоколадом, заканчивая своими страхами, которые душат тебя ночами.

— Ты не шутишь? — гляжу во все глаза на Садыкова.

Неужели мужчины способны быть такими внимательными и добрыми?!

— Нет, я говорю на полном серьезе.

— Но почему? Зачем тебе это? — я хлопаю ресницами, и с них капают крошечные слезинки. — Зачем тебе нянчиться со мной?

Садыков чуть склоняет голову набок. Окидывает меня теплым взглядом и отвечает:

— Однажды ты поймешь сама. А пока мой ответ таков — потому что я мужчина, и я хочу, чтобы у нас с тобой была настоящая семья, Диляра. Без страха, боли и одиночества.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Внутри меня трепещет душа.

Она взволнована услышанным.

Раны ноют, страх готов вновь вцепиться в мою хрупкую душу, но что-то меняется во мне.

Я хочу верить сидящему напротив мужчине.

Верить, что у нас с ним получится семья.

Я слишком много страдала, познала слишком много боли и уродства чужих