что она приносит в воровской дом только мелкие деньги (правдой это не являлось, но никому до этого дела не было).

Впрочем, Годрик не был к ней так добр, как всем казалось. Он видел в Мии много возможностей, оттого требовал от нее гораздо большего, чем от остальных. Он действительно отдавал ей больше процентов, однако вместе с тем отправлял ее на самые сложные и рискованные задания. Если же она не справлялась или отказывалась повиноваться, он всегда звал ее в кабинет, где читал длинные нотации и, при надобности, заходил несколько дальше. Так, однажды она попалась страже за одним делом, и Годрик заплатил довольно большие деньги, чтобы вытащить ее, чего не сделал бы ни для кого другого. Она вошла в кабинет и предстала перед Годриком, сидевшим за столом. Подняв взгляд, он тут же заулыбался.

— Моя радость, Крошка Мия! Ты наконец-то здесь. Выглядишь прекрасно, будто ничего и не было. Расскажи, пожалуйста, как так случилось, что ты попала к страже?

— Вы ведь и так знаете, дядя Годрик, — поморщилась Мия.

— С чего ты взяла?

— Вряд ли вы ни у кого, кто знает, до сих пор не спрашивали.

— Я спрашиваю сейчас. У тебя. Говори, дорогая.

— Ничего необычного. Меня за руку схватили.

— Странно… Мне казалось, с тобой такого точно никогда не произойдет! Скажи, а может быть такое, что ты позарилась на кошелек, лежавший не в том кармане?

Мия пожала плечами, но отрицать не стала — было ясно, что Годрику известно больше, чем ей самой.

— Так кто это был? — настаивал Годрик. — Ты знаешь имя?

— Сержант полиции, — произнесла Мия после заминки. — Дариус, кажется.

— Угу. Сержант Дариус. Это имя ты услышала сегодня впервые?

— Да.

— Понятно… Ты ведь знаешь, что между мной и полицией есть некоторые договоренности? Я им плачу, а они меня не трогают. Чтобы понять, как все работает, много ума не надо. И то, что трогать полицейских не стоит, тоже известно. Так почему ты решилась на это?

— Дядя Годрик! — в сердцах воскликнула Мия, нервы которой окончательно сдали. — Но я ведь уже воровала у полицейских, и вы ничего не говорили!..

— Конечно, я не говорил. Потому что ты не попадалась — это во-первых. А во-вторых… Ты знаешь, через кого осуществляются все мои договоренности с полицией?

Мия тяжело вздохнула, тут же догадавшись.

— Через сержанта Дариуса?

— Через Дариуса, да, — спокойно кивнул он. — Ты всегда была догадливой девочкой, и я ценю тебя за это. Поэтому я и вернул тебя сюда. Ты понимаешь, что ради любого другого я бы так не поступил?

— Да. Спасибо вам, дядя Годрик.

— Пожалуйста, мое счастье. Ты сегодня, наверное, перенервничала, да?

— Я старалась оставаться спокойной.

— О боже! — с улыбкой воскликнул Годрик. — Да ты холодна как сама зима! Вот! Вот каким должен быть настоящий вор! Я горжусь тем, какой ты выросла. Мия, я бы отпустил тебя прямо сейчас, но… увы, я не могу. Ты же знаешь правила. Мне это не нравится, но тебе придется перетерпеть маленькое наказание. Подойди.

Она подошла ближе к столу, и он протянул ей мешочек. Заглянув внутрь, Мия увидела сухой горох.

— В угол, пожалуйста, — произнес Годрик, сосредоточенно глядя на Мию.

На горохе она стояла около полутора часов. Все это время Годрик продолжал сидеть за столом. Он занимался своими делами — даже успел поесть — и почти не обращал на нее внимания. Только когда она начинала слишком громко стонать, он просил ее вести себя потише. Иногда в кабинет заходили дети. Они видели Мию, видели, что она стоит на горохе в углу, слышали ее тихий плач. В тот день по дому пронеслась волна радости: дети ликовали, что Годрик наконец поставил выскочку на подобающее место.

Однако то было не худшее из наказаний. Иногда он запирал ее без еды и воды в подвале, где держал до тех пор, пока она не признавала вину и не молила о прощении. Часто в ход шли розги или стальные прутья. Годрик не пользовался ими сам. Он давал их Мии и говорил: «Сделай, что надо». Тогда Мия шла с ними к одному из старших, отдавала их ему и самостоятельно оголяла спину — так ее приучили.

А однажды произошло событие, которое Мия забыть так и не смогла. Тогда ей было семнадцать лет. Она сидела в общей комнате и читала, когда к ней подошел один из старших.

— Мия, — позвал он, и она отвлеклась от книги. — Годрик хочет тебя видеть.

Мия удивилась: было уже восемь, а Годрик не любил проводить встречи позднее шести. Тем не менее она отправилась к Годрику без споров.

В кабинете Годрик находился на один. Напротив него за столом сидел грузный мужчина с маленькими круглыми глазами и аккуратной коричневой бородой. Поприветствовав Мию в своей обычной вежливой манере, Годрик представил гостя:

— Этого джентльмена зовут Стингер. Он мой хороший знакомый, человек очень приятный и довольно влиятельный.

— Рад знакомству, — сказал Стингер, и Мия в ответ исполнила полупоклон.

— Извините, что прерываю ваше знакомство… — отвлек их Годрик. — Господин Стингер, могу я попросить вас выйти за дверь и немного подождать?

— Естест-но, — ляпнул он и ушел, но перед самым выходом окинул Мию странным, показавшимся ей оценивающим, взглядом.

— Значит так, Мия, — произнес Годрик, когда они остались наедине. — Твое непослушание заставляет меня беспокоиться все больше. Не знаю, что такое с тобой творится, но ты все продолжаешь искать лучшие дела, а когда их нет — просто бездействуешь. За месяц, насколько я знаю, ты и близко не выполнила нормы, хотя с твоими способностями должна бы приносить гораздо больше… Что ж, я не сержусь. Но весь месяц ты жила под моей крышей, питалась купленной мною едой, которую готовил нанятый мною повар. Это значит, что ты мне должна, дорогая Мия. А дядюшка Годрик не любит давать в долг, его сердце трескается и раскалывается от мысли, что что-то его сейчас у кого-то другого. К счастью, я нашел выход: всего одна ночь, и долг будет уплачен.

Мия сразу поняла, о чем речь, беспокойно глянула на дверь и пролепетала:

— Дядя Годрик, нет!..

— Как это — нет? — нахмурился он, поднялся и дал ей звонкую пощечину, а за ней еще одну. — Так нет? Или вот так нет? Наверное, все-таки да. Это будет тебе уроком. Отнесись к нему со всей серьезностью. И любезно делай все, о чем господин Стингер попросит. Ты поняла?

Мия, по раскрасневшимся щекам которой текли слезы, кивнула. Годрик кинул ей свой шелковый платок.

— Вытрись. И в