– Хорошо, – согласился Сандрик.

Отправились в госпиталь. Соня сидела рядом с прямой спиной, очень сосредоточенная. Сандрик выбирал момент, когда можно будет положить ладонь на ее шею, но не успел. Они приехали очень быстро.

Их приняла врач с азиатской внешностью. Скорее всего, китаянка. Спросила: на что больной жалуется?

– Мне трудно дышать, – сознался Сандрик.

Соня перевела.

– Проверим легкие, – решила китаянка.

– У меня с легкими все в порядке, – возразил Сандрик.

– Решать буду я, – жестко постановила китаянка.

Отвела Сандрика в бокс.

С легкими действительно все оказалось в порядке. Стали проверять сердце. Процедура называлась «эхо». На экране было видно сердце, оно тяжело, мучительно сокращалось. Фракция выброса была значительно ниже нормы.

Китаянка вызвала кардиологов. Сделали ангиографию. Это исследование показывает степень проходимости кровеносных сосудов, питающих сердце.

Ангиография показала, что все сосуды забиты на девяносто процентов. Сердце практически не получает кровь, ему нечего перекачивать.

Странно, что больной до сих пор жив и неплохо выглядит.

Врачи залопотали на своем языке. Соня слушала с непроницаемым лицом. Не хотела пугать русского. Потом обернулась к нему и сказала:

– Вас оставляют в госпитале. Вам необходима операция. Она называется шунтирование. Стоит сто тысяч долларов. Соглашайтесь.

– У меня завтра просмотр, – растерялся Сандро.

– Речь идет о жизни и смерти, – спокойно проговорила Соня. – У вас нет выбора. И знайте: вам повезло. Это лучший госпиталь в штате Калифорния. Благодарите Бога, что вы оказались в Америке. В Москве вы бы умерли.

– Соня, вы занимаетесь балетом? – спросил Сандрик.

– Значит, вы согласны. Я говорю «да».

– А вы будете меня навещать?

– Вас тут долго не продержат. Через два дня после операции уже заставляют ходить.

Деньги на операцию перевел старый сценарист – тот самый, что рыдал на груди у Сандрика. Он обзвонил своих коллег. Они скинулись по двадцатке. Получилась нужная сумма. Все это организовала Соня.

Через два дня после операции Сандрика действительно подняли на ноги. Он боялся, что у него треснут и разойдутся швы, но ничего не треснуло.

И вот Сандрик идет по коридору госпиталя и свободно дышит.

Однажды на перевязке Сандрик услышал, как один врач (тоже китаец) сказал другому:

– У этого русского высокий коэффициент атерогенности. Новые сосуды тоже скоро забьются холестеролом.

– А что делать? – спросил другой врач.

– Ходить. Сердце должно гнать кровь постоянно, работать как насос.

Сандрик все понял. Он действительно плохо дышал последний год. Была неудовлетворенность вдохом. Он набирал воздух, но не насыщался им. Как будто кислород не доходил до места. Сандрик грешил на монтажный образ жизни. Ему казалось: он окончит свой труд, «завещанный от Бога», восстановит режим, и все вернется на свои места. Но нет. Он, оказывается, ходил по краю пропасти и мог умереть в любую минуту.

Сандрик испугался задним числом.

Его приходили навещать, но Сандрик не радовался вниманию друзей, и даже шея Сони его не отвлекала от тягостных мыслей.

Однажды возникла Ванда с царскими подарками: модные шорты и экстравагантная майка.

Сандрик был подавлен и молчалив.

В Америку приехала его жена Нателла. Сандрик увидел Нателлу и заплакал.

Все закончилось тем, что они решили остаться в Америке. Если что, Сандрик побежит в госпиталь и его спасут. А в Тбилиси он умрет. И в Москве тоже. Медицина в России отстает на пятьдесят лет, а если быть точным, то на все сто. И пока мы догоним Америку, можно будет умереть и родиться заново и снова два раза умереть. А Сандрик любил жить и хотел жить. И при этом был молод, красив и талантлив. И Ванда не зря, хоть и безрезультатно, моталась за ним по всему земному шару.

Сандрик и его жена Нателла поселились в Санта-Монике на берегу океана.

Сын Миша пошел в своего папашу (а именно в Сандрика) и очень рано влюбился в черную девушку-эфиопку. Ее звали Доминика, и она родила мальчика-мулата. Назвали Резо.

Сандрик сажал внука на плечи и шел с ним гулять вдоль океана.

Воздух, напоенный йодом, красота для глаза. Все-таки океан – это нечто грандиозное. Планета. Параллельный мир, где живут разумные существа: киты, акулы, дельфины.

На плечах Сандрик чувствовал благословенную сладкую тяжесть трехлетнего ребенка, своего внука. Любовь и нежность омывали сердце. И сердце хорошо работало, качало и гнало кровь, как исправный насос.

Сандрик шел и не любил останавливаться, чтобы не прерывать движения. Но иногда все же попадались русские эмигранты, надо было поздороваться, перекинуться парой слов.

Все без исключения восторгались Резо. У него были керамические эфиопские глаза, точеное европейское личико и кожа – кофе с молоком. Смешение рас дает потрясающие результаты. Пушкин, например.

– Какая прелесть! Гений чистой красоты!

Это была привычная реакция на Резо. Сандрик улыбался, польщенный.

– Вы, москвичи, называли нас, грузин, «черножопые». Вот я родил вам настоящего черножопого грузина.

Это была дежурная шутка Сандрика. Она не соответствовала действительности. Русские всегда любили грузин. «Черножопыми» считались другие. Но Сандрик ради красного словца мог подставить и мать и отца. Такая особенность художников слова. И Сергей Довлатов грешил этим же. На него многие обижались.

Сандрик гулял вдоль океана каждый день по многу километров. Он загорел, похудел, окреп. В здоровом теле – здоровый дух, хотя дух у Сандрика всегда был здоровым, веселым и позитивным. Возле него хотелось находиться как можно дольше.

Сандрик зарабатывал сценариями. Он записывал свои истории, которыми был набит, как рюкзак туриста. Когда истории заканчивались, откуда-то наплывали новые. В нем постоянно бил источник, который не иссякал.

Сценарии покупали в Европе и в России, на «Мосфильме». Благодаря этому он часто появлялся в Москве.

Океан – величественное зрелище, но родина тянет.

Сандрик купил квартиру в Москве, чтобы не околачиваться в гостиницах. Он не любил гостиницы. Они напоминали ему о временности существования. Пожил в гостинице, уехал, а на твое место – другой. Так и в жизни. Пожил – умер. А на твое место – сын Миша. А после Миши – мулатик Резо. Оно, конечно, нормально. Ход жизни. Но лучше об этом не думать. Сандрику нравилось думать, что он будет всегда. Как Вселенная. Все постареют и умрут. Но не он.

Сандрик включился в московскую жизнь. Он виртуозно монтировал чужие фильмы, и его приглашали в качестве монтажера.